Зухра Сидикова - Тайна

Она не сказала ему о том, что ждет ребенка. Не успела. Каким равнодушным он был, когда произносил слова, ставшие ее приговором. Она уже стала чужой для него. Он говорил открыто, ничуть не смущаясь, не отводя глаз. А она вся сжалась и, неимоверными усилиями сдерживая слезы, ответила также открыто и просто. Пожелала ему счастья. Поцеловала. Слегка дотронувшись губами до щеки, словно она уже и не имела права его целовать, отдавая это право другой… другой женщине. При мысли о том, что его будет целовать другая, боль пронзила ее. Хотелось кричать, выть, расцарапывая себе лицо, катаясь по полу в сумасшедшем яростном отчаянии: «Этого не может быть, не может быть!..» Но она постаралась взять себя в руки. Взять себя в руки и не подавать вида. Какие глупые словосочетания! – подумала она и вдруг рассмеялась. Он удивленно приподнял брови, посмотрел внимательно. На какое-то мгновенье ей стало легче, показалось, что ничего страшного не произошло, что все обойдется, что она сможет, выдержит. Но когда он ушел, даже не поцеловав ее на прощанье, не сказав ни единого теплого слова - слова утешения, такая дикая, такая страшная тоска охватила ее, что не в силах унять эту пронизывающую, выворачивающую наизнанку, боль, которой загорелось все внутри нее, она, задыхаясь, сдерживая отчаянный судорожный вой, рвущийся из сердца, трясущимися руками, разливая воду из стакана, залпом выпила таблетки снотворного, оставшиеся от мамы, и повалилась на кровать, зажмурив глаза, закрыв руками уши, – не видеть, не слышать, умереть!..

Она очнулась в больничной палате. Над ней нависал белый потолок, и в ней уже не было зарождающейся хрупкой жизни. Она стала пустой внутри, без единой надежды, что когда-нибудь маленькие теплые ручки обхватят ее за шею, и кто-то родной, нуждающийся в ней, прошепчет: «Мама» … Она думала об этом целые дни напролет, изучая потолок, весь в тонких трещинах, образующих сложный узор, в котором она старалась угадать лицо – холодное, равнодушное, любимое…

Он не пришел, не пришел ни разу… Но она не переставала ждать… Представляла, как он входит в палату, как садится рядом, берет ее руку. Как она говорит ему, чтобы он простил ее, что она не уберегла… И ей казалось, что каким-то чудесным образом все еще наладится, исправится, и все еще будет хорошо.

Но он не приходил. Приходили девчонки из института, приходил Коля… Она видела, как он плакал потом у окна в коридоре. Бедный Коля, у него очень слабые нервы. И он тоже знал, что значит терять. Нина, ее добрая веселая подружка Ниночка… Но думать еще и об этом больно, слишком больно… Она закрывала глаза, и все ждала, ждала знакомых шагов. Он-то сможет ее утешить.

Приходил Володька… Целовал руки, шептал что-то… Она спросила пересохшими темными губами: «Свадьба была?» Он отвел глаза, потом кивнул. Она отвернулась к стене.

Володька приходил каждый день. Она уже понемногу вставала, прогуливалась по коридору, подходила к окну, стояла возле него подолгу, пока не начинала кружиться голова. Володька приносил цветы и всегда что-нибудь вкусное в ярких шелестящих пакетах. Она раздавала все соседкам по палате. Ей ничего больше не хотелось.

Ей казалось, что Владимир смотрит на нее с жалостью. Она не хотела, чтобы ее кто-то жалел и сказала ему об этом. Сказала зло, с раздражением, выдернув руку, которую он держал в своей руке. Он покраснел, вспыхнул так, что слезы появились в глазах, сказал тихо: «Я тебя не жалею, я люблю тебя. Ты ведь знаешь…»

Она уже ничего не знала, и не хотела знать.

Она просто подумала, а ведь Володька, наверное, рад, что Макс бросил ее? И не потому, что теперь Полина свободна для отношений, а потому, что это является доказательством подлости Максима, его эгоизма, его равнодушия к людям. Володька прежде не раз говорил об этом, но она тогда только улыбалась. А теперь словно кто-то стер с ее лица эту светлую доверчивую улыбку, казалось – навсегда…

У Володьки и Макса были сложные отношения. Какое-то детское соперничество еще со школы, не закончившееся вместе со школой, продолжающееся и теперь во взрослой жизни. Сегодня, когда они стояли у ресторана, она увидела в глазах Максима то же чувство досады, раздражения, злости, которое появлялось у него при виде Володьки еще в те годы, когда они усаживались на своем облюбованном месте на сваленных в школьном дворе бревнах, и Володька всегда находил их, садился рядом с Полиной. И еще она знала: неслучайно Володька с шумом и грохотом вваливается в этот ресторан со всей своей частной компанией. Назло Максу. Так же как и всегда.