Светлана Алешина - Африканские страсти

С тех пор Горецкая стала избегать встреч со своим сыном. Не отвечала на телефонные звонки, а один раз ей даже пришлось выходить из театра через черный ход, чтобы не встретиться с Андрэ.

А он тем временем терпеливо ждал, когда его мамаша устроит его на работу, и проматывал свои деньги, которые привез из Конго.

Один раз он все-таки подкараулил свою мать и снова навязал ей неприятный для нее разговор о том, чтобы она, что называется, «впустила его в свою жизнь».

После этого разговора Горецкая серьезно задумалась о том, каким бы образом ей поскорее избавиться от этой обузы в виде сына. Андрэ, поняв в конце концов, что мать боится огласки, решил немного ее пошантажировать, но она просто не стала с ним разговаривать. Она выбежала из ресторана, в который они зашли пообедать. К тому времени Горецкая стала надевать парик и темные очки, когда встречалась с сыном, чтобы знакомые не узнали ее. Более того, ситуация осложнялась еще и тем, что ее сын Роман случайно на улице заметил ее с Андрэ и обвинил в любовной связи с ним. Это уже переходило все границы.

А Андрэ вышел из себя и, решив, что надо все выяснить до конца, в очередной раз пришел в театр. За два часа до встречи он принял наркотик из группы энергетических стимуляторов, чтобы более уверенно чувствовать себя в разговоре. Это было вечером пятнадцатого июля.

— Я не могу больше жить, ничего не делая, — начал он, как только они вместе с матерью вышли из театра. — У меня заканчиваются деньги.

— Не надо было транжирить, — резко парировала Горецкая.

— Ты же обещала мне помочь! Прошел уже месяц и даже больше, но ничего не изменилось. К тому же мне нужно российское гражданство. Ты должна признать во мне своего сына.

— Что? — от возмущения она просто позеленела. — Это невозможно! Карьера моего мужа полетит к чертовой матери!

— Муж тебя волнует больше, чем сын? — с отчаяньем воскликнул Амбесси.

— Конечно, — спокойно ответила Горецкая, — если бы не твой папашка, то я никогда бы не решилась тебя родить.

— Но я-то родился! Ты должна позаботиться обо мне!

— А по-моему, ты уже достаточно большой мальчик, чтобы самому о себе позаботиться, — возразила Горецкая.

Начинало темнеть. Они торопливо шли по улице, обмениваясь колкими фразами. Горецкую постепенно начала охватывать паника.

«Если об этом узнают — это же ужас!» В душе она уже сто раз прокляла себя за то, что послушалась тогда Дени и оставила ребенка. Он же говорил, что увезет его отсюда, и она никогда не услышит о нем!

Уже стемнело, когда они зашли в «Липки» и сели на скамейку.

— Я не могу уехать обратно, — глухо сказал Андрэ, — у меня нет денег на билет. У меня почти совсем не осталось денег.

— Я постараюсь достать, — не глядя на мулата, ответила Горецкая. — Какая сумма тебе нужна?

Он покосился на нее.

— Ты не поняла. Я не хочу отсюда уезжать. У меня здесь появились друзья, и мне с ними хорошо.

— Тогда пусть эти друзья о тебе и заботятся, — холодно заметила Горецкая.

— У меня есть мать, — твердо проговорил Андрэ. — Почему ты не хочешь знакомить меня с твоими детьми?

— Давай прекратим этот бестолковый разговор, — начала терять терпение Анастасия Николаевна. — О тебе никто не должен знать. Я тебе уже говорила об этом не раз. Ты — мое прошлое, которое мне надо забыть.

— Но ты же обещала!!! — буквально заорал Андрэ.

Он выхватил из-под куртки газовую косынку.

— Вот она, эта газовая косынка, про которую писал твой любовник Неводов. Об этом мне рассказал отец. Я запомнил эти стихи.

— Ну и что? — как можно более равнодушно спросила актриса, но голос ее чуть дрогнул.

— А то, что я на тебя рассчитывал…

— Я ничего не обещала, — вставая со скамейки, заметила Горецкая. — И не преследуй меня больше, пожалуйста.

— Хорошо, — поднялся вслед за ней Андрэ. — Тогда я сам им всем расскажу о себе.

— Нет, — вцепилась ему в рукав Горецкая, — ты не должен этого делать!

— У меня нет другого выхода.

— Ну почему ты не умер?! — неожиданно с театральным пафосом воскликнула Горецкая.

Вдруг Андрэ весь передернулся, и судорога пробежала по его телу. Затем он выпрямился, и лицо его исказил ужас. Он смотрел куда-то мимо Горецкой, и взгляд его был стеклянным.

— Андрэ, — тихо позвала она. — Что с тобой? Тебе плохо?

Он резко подскочил и, оглянувшись вокруг себя, принял бойцовскую стойку. Затем он резко выхватил из своей сумки нож и с размаху начал бить себя в грудь. Брызги крови долетели до Горецкой, и она невольно вскрикнула, пораженная картиной, которая происходила перед ней. От ужаса она начала креститься и вспоминать «Отче наш».