Йозеф Шкворецкий - Львенок

— Нет, — отозвался я. — У этой все при ней. Только она очень злая.

— Может, вы с ней дурно обращались? — вмешалась барышня Серебряная.

— Да? — нахмурился толстяк и внимательно глянул на красавицу, а потом — мрачно — на меня.

— Нет, что вы, — открестился я. — Она у меня всего неделю.

Барышня Серебряная подняла брови и протянула мне ключик к тайне своего прошлого:

— Значит, с ней дурно обошелся кто-то до вас.

— Точно, так оно и было! — энергично согласился толстяк. — Вы не представляете, какими жестокими могут быть люди! На нашей улице я недавно побил двоих мальчишек. Вы не поверите, что они придумали! Поймали кота, зажали ему голову в тиски и стягивали до тех пор, пока у него череп не треснул!

Барышня Серебряная непритворно вздрогнула и побледнела.

— Да вы что?!

— Извините, что рассказал, — быстро произнес толстяк. — Я понимаю, что приличный человек такое и вообразить не может. Ну, и задал же я этим подонкам! А беднягу кота мне, к сожалению, пришлось добить, он и так уже едва дышал. Ей-богу, я думал, у меня сердце разорвется. Что ж тут удивительного, что я не сдержался?

— Какой кошмар! — прошелестела барышня Серебряная.

Толстяк одним глотком допил пиво и встал.

— А ведь суд не посчитал это смягчающим обстоятельством. Видите ли, родители этих хулиганов подали на меня жалобу. Что я, мол, допустил грубое насилие по отношению к несовершеннолетним. Нашлись, понимаешь, несовершеннолетние! Грубое насилие, оказывается! А сами-то они каковы? Замучили животное! И что? У одного из них рука оказалась перебита, ну да, я и не отрицал, но разве он это не заслужил? А второй недосчитался двух зубов. Просто у нас сейчас… — он безнадежно махнул рукой, наклонился ко мне доверительно и испытующе посмотрел своими наивными глазами. — Я не знаю, каких взглядов вы придерживаетесь, молодой человек, но во времена Первой республики такое бы случиться не могло. Тогда действовала буква закона: издевательство над животными, параграфы такой-то и такой-то. А сегодня? — он выдержал длинную ораторскую паузу, взирая на меня все так же простодушно. — Сегодня всюду сплошные поблажки… потому-то мы так и живем… причем в первую очередь ублажают всяческое отребье. Этакий садизм! Да я если увижу все равно кого, кто мучит бессловесную тварь, так я же и убить его могу! И никаких угрызений совести, молодой человек! Никаких! Таким уж я уродился! Я собой не владею!

— Вы сидели? — спросил я.

— Два месяца, — подтвердил толстяк. — Я, мол, рецидивист, и потому нет никаких оснований отдавать меня на поруки коллективу. — Эти слова он произнес весьма деловито, а потом извинился: — Прошу простить, я отлучусь ненадолго. Закажу еще пива.

Я молчал и смотрел на барышню Серебряную. Она играла со стаканом лимонада и не поднимала глаз от стола. Я сказал:

— Ловко вы мета провели.

— Я?

— Да, вы. Я поверил, что вы уехали в Либерец, а вы тем временем развлекались с Вашеком на гимнастике.

— Не могла же я догадаться, что вы туда не пойдете.

— Могли. Вы же знали, что я думал, что вас там не будет.

Какое-то время она молчала.

— Вы отдали свой билет Вере, да? — спросила она затем.

Я глянул прямо в антрацитовые глаза.

— Да. Чтобы ее утешил Вашек. И у меня получилось. Теперь я свободен.

Розовые губы барышни Серебряной сложились в некое подобие усмешки.

— Что ж, поздравляю.

— А Вашек теперь занят, — сказал я. — Он вас больше не любит. Он Веру любит. Так что вы тоже свободны.

— Вот как?

— Во всяком случае мне так кажется, — быстро добавил я. — Я ведь не слишком много о вас знаю.

— Сейчас речь не о том. Значит, по-вашему, профессор Жамберк больше меня не любит?

— Конечно, нет. Вера лишила его невинности.

Барышня Серебряная задумалась, засмотрелась на трепетавшие над зеленым газоном пестрые флажки.

— И при чем же здесь любовь? — спросила она как бы про себя.

Я поспешил выложить свое объяснение:

— У экземпляров типа Вашека Жамберка очень даже причем! Такие, как он, вечно путают с любовью свои подавленные желания. Поэтому они влюбляются в первого попавшегося — того, кто помог им избавиться от этих мучений.

— Какая примитивная теория.

— Подтвержденная столь же примитивной практикой.

На этот раз она усмехнулась уже совершенно откровенно.

— Не исключено, что вам придется выдумать что-то более сложное. Я про теорию.

— Ну, при наличии более сложной практики…

Барышня Серебряная, сощурившись, посмотрела сквозь стеклянную стену ресторана на часы на башне выставочного комплекса.