Аркадий Адамов - Стая

Федченко встретил Виктора хмуро и, еле поздоровавшись, спросил:

— Что ж, милый человек, признаков не подаешь? Сам тебе уже звонил, да разве застанешь?

Виктор рассказал ему о Харламове и, в свою очередь, поинтересовался Галей. Но у Федченко никаких сведений о ней не оказалось.

— Выходит, ни в чем она не замечена, раз сигналов у меня нет,— уверенно сказал он.— Если что, непременно сигналы бы поступили. У меня дело крепко поставлено.

— Это все так, одни утешения, знаете,— отозвался Виктор.

— Стараюсь,— неопределенно ответил Федченко и солидно расправил усы.

Про себя он был доволен встречей.

А Виктор, выходя из отделения милиции, раздраженно подумал: «Черт знает что. Время только зря на него убил».

Заскочив по дороге в первую попавшуюся закусочную и наскоро проглотив какой-то странный на вкус «харчо», Виктор поспешил к дому, где жила Галя.

Естественно, разговоры там он вел осторожно, притом самые общие, обо всех молодых людях, живущих в доме, на предмет организации их культурного отдыха, самодеятельности и т. п., и ни у кого такие вопросы подозрений, конечно, не вызвали.

Каково же было его удивление, когда все, с кем он только ни говорил, в один голос подтвердили безупречную Галину репутацию. «Тихая она, совсем тихая,— говорили ему.— Подружек ее не знаем, знакомых и подавно. И не ходит к ней никто. А работает в ларьке, у вокзала».

Вот и все, что узнал за целый день Виктор.

Уже вечером, возвращаясь домой, усталый и раздосадованный безрезультатностью своего последнего визита, он вдруг вспомнил, что не всех, кого следовало, повидал в доме, где живет Харламов. Некоторое время в нем боролась усталость со скребущим чувством не до конца выполненного дела, и, наконец, последнее все же победило. Вздохнув, Виктор нехотя вышел из троллейбуса, который прямиком вез его домой, и стал соображать, как ему быстрее добраться до новой цели. Потом направился к видневшейся вдали станции метро с огненной буквой «М» над входом.

Идти было тяжело. После недавних вьюжных холодов внезапно наступила оттепель, и ноги вязли в мокром, липком снегу: взбалмошная московская зима то и дело преподносила такие сюрпризы.

Спустя некоторое время Виктор уже подходил к нужному дому.

И тут вдруг он увидел на противоположной стороне полутемного переулка группу парней. Они громко и оживленно обсуждали что-то. По их развязным манерам, по словечкам, долетавшим оттуда, по тому, как они курили, сплевывая себе под ноги, не трудно было догадаться, что это за компания. Чуть поодаль стояли еще двое парней. В желтоватом, расплывающемся свете висевшего невдалеке фонаря Виктор узнал одного из них. Это был Харламов.

Виктор остановился и стал наблюдать.

...Между тем Розовый отнюдь неспроста вот уже битых два часа толковал с бойким пареньком Пашкой Авдеевым. Это была просто удача, что он, наконец, вспомнил сегодня про Пашку.

Еще три дня назад, в тот самый вечер, когда они долбили эту проклятую стену и Генка Фирсов выкинул свой номер,— в тот самый вечер Гусиная Лапа отозвал его в сторону и велел срочно подыскать именно такого парня, как Пашка. Все последующие дни Розовый ломал себе над этим голову, но ничего не мог придумать. А Гусиная Лапа каждый вечер с нарастающей тревогой спрашивал, нашел ли Розовый нужного парня. И вот вчера, когда со стеной было покончено, Гусиная Лапа предупредил: «Последний у нас срок — среда. Понял? Не найдешь, гляди тогда».

Дело было затеяно и впрямь нешуточное, невиданное еще дело, лихое и опасное. Он, Розовый, знал про это, ему одному доверился Гусиная Лапа. Остальные ничего не знают, думают: так, мелочь, вроде того ларька. Если им сказать — враз струсят, особенно Толька Профессор. Они узнают потом, когда дело будет сделано, и деться им тогда будет некуда. Даже Галя и та, наверное, ничего не знает.

Между прочим, именно на нее сейчас и рассчитывал Розовый, вспомнив, наконец, про Пашку. Еще бы! Они с Галкой и не такие номера откалывали.

А приказ Гусиной Лапы заключался в том, чтобы Розовый нашел шофера, которому можно абсолютно довериться, словом, «своего парня», и к тому же отчаянного.

Вот таким человеком и был, по мнению Харламова, Пашка Авдеев. Правда, пока что он удоцлетворял только двум из трех требований. Он «шоферил» лихо, до дерзости, любил «левачить», н потому не было у него больших врагов, чем строгие орудовские инспектора.

Конечно, «своим», да еще абсолютно, Пашка не был, но, по мнению Розового, он для этого вполне созрел. Подбить Пашку на какое-нибудь рискованное дело, казалось ему сейчас, тем более просто, что мечтой Авдеева было скопить деньги на машину, не новую, конечно, а хотя бы подержанную, которую он потом уже сам доведет до совершенного «блеска» и заставит работать «как часы». Ни о чем другом Пашка, казалось, говорить вообще не мог.