Илья Рясной - Пятая жертва

- Нормально.

- Какой там нормально.

- Пожалуйста, оставь....

Валдаева потянуло в сон. Но сон не шел. А была какая-то полусонница.

Очнулся он к обеду. От еды отказался, но седая медсестра чуть ли не силой заставила его есть. После обеда ему вкатали укол и дали несколько желтеньких таблеток. Судя по всему, в клинике не было недостатка в медикаментах. К вечеру он снова очнулся. И нашел в себе силы прогуляться по заведению. Чувствовал он себя неважно. Но его поддерживал сосед.

Навстречу прогулочно брели мужчины и женщины - в спорткостюмах или в пижамах. Они о чем-то негромко беседовали. Атмосфера была пронизана унынием.

- Нет стариков, - отметил Валдаев.

- Точно, - кивнул Алексей. - По-моему, до них просто нет никому дела.

- Как это?

- Их списали... Слишком мало средств у медицины. Так что стараются поднимать людей, у которых есть хоть какое-то будущее.

- Звучит зловеще, - сказал Валдаев.

- Ничего зловещего. Новые стандарты в обществе. Вытаскивать только тех, кто еще может пригодиться и кто не цыганит пенсии, пособия и бесплатные лекарства, Алексей безрадостно улыбнулся.

- Холокост, - без всякого выражения произнес Валдаев.

- Близко к этому, - согласился Алексей.

- Кошмар, - едва слышно прошептал Валдаев. Но сейчас для него это было лишь слово. Сам кошмар он прочувствовать не мог. Ощущал лишь, что тот притаился в нем, приглушенный лекарствами, но все еще мощный, готовый выгрызть душу.

- Смотреть тут особо нечего, - сменил тему Алексей. - Не Эрмитаж... Шестнадцать палат... Столовая... Процедурная, - показывал он рукой. - Телевизор. Через пятнадцать минут время мексиканского сериала. Женщины уже занимают места.

Действительно, на диванчике и креслах в ожидании уже расселись женщины. Опоздавшие стаскивали из столовки стулья. Экран цветного "Рекорда" был темен. Телевизор включали точно по расписанию.

- Главная достопримечательность, - отметил сосед, когда они прошли мимо курилки. - Дверь.

Дверь была двойная. Сначала решетка. Потом - железяка.

- Не пробьешь. Не взломаешь, - произнес с оттенком непонятной гордости Алексей, проведя ладонью по прутьям решетки. - Это не дурдом... Но близко. Клетка. Нельзя давать птицам выпорхнуть отсюда, чтобы свернуть на воле себе шею. Гуманизм на марше...

Он просунул ладонь через решетки и постучал по железу. Та гулко отозвалась.

Валдаева качнуло.

- Что такое? - Алексей поддержал его за локоть, не давая грохнуться.

- Голова...

- Болит?

- Кругом идет. Пустая...

- Это от стресса. Лекарств... И полнолуния. Сегодня полнолуние. Признано, что в такие дни обостряются все заболевания. Пошли, - он довел его до палаты.

В палату ворвалась седая медсестра.

- Чего это вы разгулялись? - осведомилась она. - Валдаеву три дня постельный режим.

- Да, извините, - прошептал он.

- Извините, извините, - пробурчала медсестра.

Ему вкололи третий за день укол. Только от него пошло не тепло, а пополз нервный холод. Веки стали желеть и слипаться. Он, прищурившись, смотрел на висящую над ним в круглом прозрачном плафоне желтую лампу. За окном плыла полная луна, закрываемая быстрыми тучами. Эта луна смотрела на него, как драконий глаз, и не б от этого пронизывающего ока ни укрытия, ни покоя чего становилось все тревожнее.

Валдаев закрыл глаза. Начал уплывать.

И тут всколыхнулась притаившаяся темная тяжелая масса, в которой срослись его боль, страх, ярость, кошмар которой причудливо переплетались картины из недавнего прошлого. Будто открылись шлюзы, и вся эта склизкая мерзость, сдерживаемая до сих пор, хлынула наружу на волне воспоминаний.

Чья-то рука с кривым ножом скользила неудержимо вперед, и на беззащитной шее проявлялась красная черта, и у куклы отваливалась пластмассовая голова. Но это был кукла, а Наташа. Валдаев отметил, без удивления, с мрачным узнаванием, что рука с ножом эта - его собственная.. же рука. Похожая кукла. Но на этот раз кукла мужского да. Эдакий уродливый пупсик... Да не пупсик это, а бандит Лом, и на его тупой морде нарисован неописуемый ужас. И опять прочерчивает лезвие ножа черту, подводящую итог жалкой жизни этого человека... Следующая сцена. Огонь пожирает лицо молодой женщины. Мертвой женщины. это не просто какая-то женщина. Это - Элла!

Искры костра взмывают вверх. Запах горелой плоти корежит нюх. Валдаев ощущает гремучую смесь чувств - безутешное горе и неуемную, не втискивающуюся ни в какие рамки радость...

- Я люблю тебя, - шепчет он...

И вдруг Элла стряхивает с себя пылающие угли, отряхивает золу и берет его за предплечье. Но ладонь, которой она берет, раскалена. И ее боль передается ему. Предплечье вспыхивает мимолетной, не очень сильной болью. Валдаев счастлив. Она жива. Он не желал ей зла, и ему нравилось, что она жива.