— Я... Какого дьявола вы забрали машину? — спросил Одум. Его подруга оставалась сидеть в «торонадо», темная тень с освещенными сзади золотистыми волосами.
Кёрни повернулся к бывшему заключенному. И все тем же резким тоном повторил:
— Вы Чарлз М. Гриффин?
— Я уже сказал вам, что нет. Но...
— Тогда не ваше собачье дело, почему мы забрали эту машину. — И он вновь отвернулся.
Осмелевший Одум шагнул по направлению к нему. Баллард, со сжатыми кулаками, вышел из-за передней части машины, но Одум, хотя и держал гаечный ключ, видимо, не собирался затевать драку.
— Послушайте, ребята... я... я заплатил триста баксов... за пользование этой машиной. Наличными. Вы не можете просто так...
— Мы уже изъяли ее. — Сложив на груди руки, Кёрни оперся спиной о дверь; теперь он говорил со спокойствием фермера, обсуждающего виды на урожай. — Вы можете отдать ключи и убираться отсюда.
— Но это же моя машина, — с отчаянием сказал Одум.
— Этого не может быть, — терпеливо, рассудительно, как отец, понятными словами рассказывающий своему сынку о птицах и пчелах, принялся разъяснять Кёрни. — Машина принадлежит Калифорнийскому гражданскому банку и зарегистрирована на имя Чарлза М. Гриффина. Вы же не станете утверждать, что вы Гриффин?
— Но я дал этому парню триста баксов.
Кёрни, все так же со сложенными на груди руками, подался вперед, всей своей волей, сконцентрировавшейся в голосе и теле, требуя ответа:
— Это был Гриффин?
Одум усиленно заморгал, словно собирался расплакаться.
— Да. Он самый. Глория готова присягнуть...
— Свидетельство Глории не может быть принято в суде, — холодно сказал Кёрни. — А кто такая Глория?
— В суде... — испуганно повторил Одум. — Глория Роуз... Она... послушайте... при чем тут суд?..
— Женщина в «торонадо»?
— Н-да.
— Гм, — произнес Кёрни таким тоном, будто подтвердились худшие его подозрения. — Она живет по адресу: 1902, Гавалло-роуд, квартира номер 7, не так ли?
Конечно же, этот черт — и до чего же догадливый! — определил номер квартиры по отсеку, в котором стоял желтый «торонадо». Он, очевидно, машинально запомнил марки всех стоявших в гараже машин. А вот он, Баллард, не мог бы назвать марки ни одной из них.
— О да... сэр. — Обращение «сэр» было добавлено с некоторой задержкой.
Сол Сэвидж, сидя за своим старым деревянным столом, наверняка проинструктировал Одума, предварительно усадив его на стул с прямой спинкой, о требованиях, соблюдение которых обязательно для всех условно освобожденных. Неужели вода из душа и впрямь лила на более комфортабельное вращающееся кресло? Или это просто хитрая уловка Сэвиджа. Да, сэр. Тут Баллард мысленно выругал себя. Не хватало еще жалеть этого гада, который, возможно, проломил Барту череп, использовав вот этот самый гаечный ключ, который сейчас в его руке, ненужный и бесполезный, словно кисточка на хвосте осла?
— С прошлого вторника вы жили с Глорией Роуз по этому адресу, что является грубым нарушением установленных для условно освобожденных правил. Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Я...
Его глаза метались между двумя детективами, выискивая в них хоть какую-нибудь слабинку. Баллард молчал с каменным видом. Гранитное лицо Кёрни сохраняло свое обычное выражение.
— Я... ничего, сэр.
— Хорошо. — Кёрни проговорил это так, будто оказывал Одуму большую милость. Он повернулся к Балларду: — Мистер Бим, что сказал сегодня мистер Сэвидж по поводу этого «тандерберда»?
Баллард поспешил сказать то, чего, как он предполагал, хотел от него Кёрни:
— Он выразил серьезную обеспокоенность, когда я сказал ему, что его подопечный, вопреки требованиям инструкции, возможно, раскатывает на автомобиле.
— Вот именно, — сказал, как отрубил, Кёрни.
Одум зашаркал ногами.
— Послушайте... я еще не успел... ему сказать, но на этой неделе...
— Но ведь машина-то не ваша.
— Но я заплатил за нее триста баксов...
— Откуда же вы их взяли? Напечатали, что ли?
— Господи! — провопил он. — Да нет же.
Услышав его крик, женщина вышла из машины. Всего предыдущего разговора она не слышала и теперь стояла возле машины в безмолвной нерешительности.
— И она знает о вас и Шарон Биглер? — безжалостно спросил Кёрни, чуть понизив голос, однако, чтобы его не слышала женщина.
Одум машинально оглянулся на «торонадо». Видя, что его подруга стоит возле машины, он почти истерически замахал ей, чтобы она не подходила ближе. Поколебавшись, она вновь села в машину. Баллард знал, что этого-то и добивался Кёрни. Одна из важнейших заповедей детектива — никогда не выставлять мужчину в дурацком свете перед женщиной. Оскорбленная гордость может пробудить дремлющий дух сопротивления.
Читать дальше