У нас с Андреем было мало времени до «Красной стрелы», поэтому, обойдя столы стороной, я сразу направилась к экспонатам выставки.
Да, Музе было чем гордиться. Невесомые шифоновые палантины всех цветов радуги и их производных оттенков висели на изящных кронштейнах, были художественно присборены на худощавых пластиковых манекенах, подвешены к специальным легким петлям, кое-где спускающимся с потолка. К тому же по залу кружили «живые манекены»: несколько Музиных девиц на себе демонстрировали изящество и красоту этих изысканных аксессуаров одежды.
Но главным в этих палантинах была все-таки вышивка. Золотошвейки «Афродиты» добились невиданного эффекта: машинная гладь с обеих сторон ткани выглядела абсолютно одинаковой. Уж каким там особым натяжением нитей катушки и шпульки это достигалось, я не знаю, только перспективы вышивки отлетных деталей одежды (воротнички, манжеты, шарфики) подобным методом были невиданными. Молодец, Муза Веселовская, что и говорить!
Запрокинув голову, я невольно залюбовалась одним из палантинов, тихо раскачивающимся в такт шагов скользящих мимо людей. Он был дымчатого цвета — с дымчатыми же букетами цветов. Однако вышивка не сливалась с основным фоном шелкового полотна, а была яркой, выпуклой. Все цветы были вышиты одной и той же серой шелковой нитью, при этом складывалось полное впечатление, что незабудки в букете были голубее, ромашки — белее, а маки и вовсе полыхали всеми возможными производными от красного. Как-то Муза пыталась мне объяснить, что этот эффект достигается разными наклонами и длиной стежков (мол, учились этому у самих владимирских мастериц, вышивающих белым — по белому), и все же я была не готова к подобному. Ай да Муза!
— Примерь! — Хозяйка бала решительно сдернула палантин с воздушной петли. — Только осторожно, — шепнула она мне на ухо, — это — мой лучший образец, единственный экземпляр…
Она виртуозно обмотала мое красное платье дымчатым шелком, осторожно завязав концы палантина на бедре, и отошла в сторону. Стоявшие рядом с нами гости ахнули.
— Муза, продай! — Мне не хотелось расставаться с этим роскошеством.
— Я же тебе русским языком сказала: единственный экземпляр! Девчонки пытались повторить узор на другом палантине — жалкие копии получаются. Это как вдохновение: либо есть, либо нет. Так что это теперь — выставочный экземпляр. Раритет!
— И мне не продадите?
Народ вокруг нас расступился, и Муза расцвела от удовольствия маковым цветом: возле нас стоял сам губернатор. Он как всегда был высок, улыбчив, только, как показалось мне, слегка погрузнел за последнее время. Светские хроникеры тут же выставили диктофоны, защелкали камеры фотоаппаратов.
— И вам… Уж простите, — смущенно сказала Муза. — Любой другой даже подарить могу…
— Тогда я его у тебя украду! — встряла я в их разговор под дружный взрыв смеха окружающих.
Губернатор тоже улыбнулся:
— Берегите шедевры, Муза Гурьевна. Такие красивые молодые женщины уж если поставят перед собой цель — ни перед чем не остановятся.
И губернатор, одобрительно кивнув моему серо-красному изваянию и взяв под локоть хозяйку вечера, пошел здороваться с высокопоставленными гостями. А я, с сожалением сняв палантин и передав его одной из Музиных помощниц, направилась в кабинет Веселовской переодеваться: мы договорились, что я оставлю у нее до понедельника свое платье от Сони Рикель.
На выходе из ночного клуба, где меня поджидал Беркутов, в тени за колонной я заметила чернявого молодого человека. Мне показалось отдаленно знакомым его лицо. Но, заметив, что я всматриваюсь, юноша полностью отошел в тень.
[За пять дней ДО ЭТОГО…]
В понедельник из Москвы я вернулась одна: у Беркутова питерские съемки начинались только в четверг, и он остался в столице на несколько дней утрясать график своих театральных постановок, сказав на прощание, что даже не знает, как дожить ему до этого четверга.
С вокзала я заехала домой и в Агентстве оказалась только к обеду.
Горностаева быстро глянула на меня в коридоре и отвернулась. Как-то очень бледно выглядит Валя в последнее время, подумала я машинально.
А вот Соболин… Соболин посмотрел на меня так, словно у меня на лице была маска из клубники.
— Чего уставился? Соскучился?
Вовка встал от компьютера, обошел вокруг меня, разглядывая с невыразимым изумлением.
— Кол проглотил, я спрашиваю?
— Ты что… газет сегодняшних не читала? Ничего не знаешь?
Читать дальше