Андрей Константинов - Гоблины. Сизифов труд

Глаза у Анечки округлились:

— Ку-у-уда?

— Помнишь, я вчера рассказывала про моего бывшего ученика? Так вот, я с ним созвонилась. Оказывается, сегодня ночью на Сергиевском кладбище намечается акция сатанистов. На ней, в том числе, будет присутствовать некто брат Петр. Вроде как он там у них большая шишка. После того как я дала Валерке слово, что буду молчать о месте сборища, нас с тобой обещали представить.

— Когда ехать?

— А за сколько ты сможешь добраться из своей тьмутаракани до Автово?

— Если на такси и по кольцевой, думаю, часа за полтора. Сейчас уже совсем вечер, пробок быть, в принципе, не должно.

— Годится! Тогда в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на остановке общественного транспорта перед путепроводом в Автово. Идет?

— Договорились!

Прилепина, чуть помедлив, уточнила:

— Анюта, а ты уверена? Если тебе вот так, с бухты-барахты, напряжно, я вполне могу и одна прокатиться.

— Нет, мы поедем вместе! — решительно тряхнула головой Анечка. — В конце концов, я сама эту кашу заварила! Всё, в половине одиннадцатого буду!

Анечка отключила трубку, склонившись над кроваткой, тихонечко поцеловала сына и после минутного раздумья над выдвинутым ящиком комода начала суетливо переодеваться.

Во всё черное.

Согласно кладбищенско-сатанинскому дресс-коду. Каким она его сама себе представляла…

Санкт-Петербург,

11 августа 2009 года,

вторник, 22:12 мск

Иван Демидович Филиппов полулежал на своем законном койко-месте в комнате отдыха «гоблинов» и читал Густава Лебона. Читал вдумчиво, изредка отвлекаясь на пометки и цитирование в копеечном блокноте. Идиллическую картину довершали стоящие на столе бутылка молока и пакет с сушками. Сторонний посетитель, наблюдай он сейчас за Иваном Демидовичем, несомненно пришел бы к выводу, что этот возлежащий на диванчике пожилой человек — человек, несомненно, счастливый. В данный конкретный день и час, похоже, так оно и было.

Скрипнула дверь, и в философское одиночество Филиппова вторгся заступивший с утра на суточное дежурство Тарас.

— Приветствую работников умственного труда! Чего изучаем?

Иван Демидович показал обложку.

— «Философия толпы». Ну и как, интересно?

— Безумно интересно. Написано сто лет назад, а у меня такое ощущение, что ничего более актуального и современного я в жизни не читал. Вот, послушай, например, — Филиппов отложил книгу и взял в руки блокнотик с записями. — «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации».

— Базара нет! Взять хотя бы взвод ОМОНа…

— А вот еще, — увлекшись, Филиппов не дал возможности Тарасу «развить и углубить». — А это как тебе? «В трудных обстоятельствах народ может спасти героизм, но только совокупность маленьких повседневных добродетелей определяет его величие». Словно бы о нынешней России сказано, не правда ли?

Шевченко явно не был настроен вести философские беседы, а потому перевел разговор в деловую плоскость:

— Демидыч, ты еще не скоро на боковую?

— Нет-нет. Видишь ли, в последние годы, в силу разных обстоятельств, я раньше часа-двух ночи почти никогда не ложился. Теперь вот в привычку вошло.

— Прекрасно, — кивнул Тарас и сменил интонацию на просительно-доверительную. — Слушай, ко мне тут сейчас одна женщина заглянуть должна… э-э… Обговорить ряд служебных моментов. Ну, ты понимаешь… Днем тяжело минутку выкроить. Работа, начальство, туда-сюда… Короче, покараулишь часок-другой в оперской, пока мы тут с ней… э-э… пообщаемся?

— Хорошо, покараулю. А что, все уже разъехались?

— Минут десять как Мешок с шефом, наконец, свалили. Денек сегодня был, я тебе скажу, сумасшедший! С самого утра — отписки, рапорта, объяснительные, докладные. У-у! И я не удивлюсь, если это только начало. Как бы нам какую проверяющую комиссию не заслали. Вот тогда и наступит настоящий армагездец!

— Это из-за вчерашней стрельбы на Фонтанке?

— Из-за нее, будь она неладна! Ладно, станем надеяться на лучшее. Тем более что ничто не остывает так быстро, как энтузиазм руководства… В общем, Демидыч, мы с тобой договорились?

— Да, конечно.

— Только, Демидыч, чтоб… — Шевченко замялся. — Между нами, ладно? Никому ничего! А то, сам понимаешь, пойдут по конторе разговоры. Всякие там шу-шу-шу, хи-хи-хи!

— Я всё понимаю. Конечно.

Тарас расцвел в довольной шкодливой улыбке:

— Демидыч, ты — человек! Хочешь, я тебе завтра леща копченого подгоню? Мне брательник двоюродный на днях посылочку из Шостки с оказией передал.