Сергей Рокотов - Мне тебя заказали

- Нет.

- Ты меня когда-нибудь видел?

- Никогда.

- Хорошо. Вот это хорошо. Ты никогда меня не видел. Понятия не имеешь, кто я такой. Это как дважды два. А фраера одного срубить сумеешь с нескольких шагов из волыны?

- Без вопросов.

- Сделаешь, получишь хорошую работу. Заживешь, как белый человек. У тебя имущество есть? Накопления?

Мойдодыр покачал круглой остриженной головой.

- Будут. Хата будет, вот такая же, как у Николая Андреевича. Тачка будет, баксы будут... Все у тебя, Мойдодыр, будет. Только сделай все по уму. Парень ты башковитый, я это чувствую. Нравишься ты мне. А если мне чувак понравился с первого взгляда, я ошибаюсь редко. Был, правда, случай, - тяжело вздохнул он. - Так я же и расплачивался бессонной ночью. Сам посуди, разве заснешь, когда человека, которого считал братом, которому доверял, на твоих же глазах сожгли заживо. Такая для меня это была травма, ты не представляешь. Я такой нервный... Но это все лирические отступления. А детали дела обговоришь с Николаем Андреевичем и еще с одним чувачком. Он не из блатных, но умный шибко и зуб имеет на клиента. Работать будет и за интерес, и за личные, так сказать, приоритеты. Слушай обоих внимательно. Ну! - закричал он. - Где чай с лимоном?

- Лимонов, оказывается, нет дома, - суетился Живоглот. - Я уже послал в магазин. Может быть, пока с вареньицем? Вишневое, мамаша готовила...

- А ну тебя с твоим чаем, дома попью, - притворно рассердился Гнедой. - У меня и лимоны, и вареньице есть, и вишневое, и земляничное, и инжировое, и фейхуяки, с сахаром провернутые, короче, все сласти рода человеческого. Мамаши вот только нет, скопытилась лет несколько назад, царство ей небесное. Ты знаешь, Мойдодыр, моя матушка была наполовину француженка, наполовину турчанка. Ее звали Шехерезада, - изобразил он на холеном лице вселенскую грусть. - Фантастической красоты была женщина. В ее лице было нечто неземное. Но я больше похож на отца Петра Адольфовича. Талантливейший был человек, полиглот, музыкант, душа общества, помню, он читал мне стихи Ницше на великолепном немецком языке. Ты не читал Ницше, а, Мойдодыр?

- А?! - гаркнул Мойдодыр, ничего не поняв из речи Гнедого.

- Х... на! - не моргнув глазом парировал Гнедой.

Живоглот не удержался и начал бешено ржать. Слезы текли у него из глаз, он весь трясся и приседал на пол. Гнедой же даже не улыбнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице, он продолжал строго смотреть на Мойдодыра.

- Ладно, с вами хорошо, но без вас куда лучше, - мрачно произнес он. Пошли отсюда, хлопцы. Тут, я вижу, о литературе не поговоришь. Дома, правда, тоже особенно не поговоришь, Варенька читает только порнографические журналы, зато ее можно хорошенько трахнуть, а это ничуть не хуже интеллектуальных бесед. Ты, Живоглот, кстати, доставь Мойдодыру какую-нибудь телочку, пусть разрядится. А вот квасить перед делом не следует. Все. Детали обсудите сами. Лычкина пригласи, пусть он его проконсультирует, - шепнул он на ухо Живоглоту. - И пусть замажется покруче, так, чтобы ему вовек не отмыться. Он организатор, Мойдодыр исполнитель. А нас с тобой нет. Пока, корифеи! Удачи вам! Эй, Мойдодыр, ты меня знаешь?! - крикнул он с порога.

- Никогда не видел.

- А его? - указал он на Живоглота.

- Чалились когда-то вместе. А после освобождения не видел.

- Молодец! Так держать! Доживешь до старости!

Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул в себя морозный воздух, а потом смачно сплюнул. Сел в машину и скомандовал:

- Домой!

Глава 11

- Вот его подъезд, вот его тачка, - указал Лычкин Мойдодыру на подъезд девятиэтажного панельного дома и бежевую "шестерку", припаркованную около него. Угнанная накануне зеленая "Нива", в которой они сидели, стояла задом к "шестерке" метрах в десяти. Это было очень удобное место для обзора, их же самих вполне могло быть не видно, если хорошенько пригнуться. - Так что действуй. Удачи тебе!

Мойдодыр молча вылез из машины, поежился от утреннего холода. Шел шестой час утра, и было еще совершенно темно.

Мойдодыр медленно подошел к "шестерке", вытащил из кармана куртки шило и проткнул переднее колесо. Так же медленно и спокойно вернулся обратно и сел в "Ниву". Сладко зевнул.

Сидели молча. Разговаривать друг с другом им было не о чем. Лычкин курил, чтобы в салоне машины не пахло ядреным запахом, источаемым Мойдодыром. Сколько ни работал над ним Живоглот, но запах этот уничтожить было невозможно. Вообще, от Мойдодыра исходила какая-то неприятная аура, и Михаилу в его обществе было очень скверно. Он привык общаться с братками и со многими нашел общий язык. Этот же был какой-то молчаливый, зловещий, и что у него на уме, понять совершенно невозможно. Да и хрен с ним. Вообще-то, дела шли как нельзя лучше.