Сергей Рокотов - Час совы

Ей видно понравились её собственные слова, и она решила добавить, улыбаясь прокуренными зубами:

- Шакалюга позорная, бамбук пустой, дурачина... - До чего ж не люблю таких шакалов... - Встала, повернулась спиной, подняла полы желтой шубейки, наклонилась и показала Филиппу задницу, облаченную в длинные голубые бабьи штаны. Тот было хотел дать ей пинка, но побрезговал. А старуха с невиданной прытью отскочила в сторону и пошла к выходу, отхлебывая из фляжки.

- А и так знаю, как тя звать, - крикнула она, раздвигая двери и подмигивая Филиппу. - Не скажу только...

Она появилась ещё раз, незадолго до Александрова. Зашла в вагон, молча подмигнула Филиппу, закурила папироску и снова ушла в тамбур.

... В Александрове Филипп стал подходить к частникам, договариваться о цене. Но говорил Алене, что эти люди не вызывают у него доверия. Наконец, перешел площадь, где в бежевой "шестерке" сидел Вован и при Алене стал громко торговаться с ним.

- Нормально, - объявил он ей. - Этот нормальный парень. А те какие-то подозрительные...

Они сидели на заднем сидении "шестерки", несущейся по темной трассе. Алена пыталась прижаться к Филиппу, а тот словно одеревенел от страха и чувствовал, как сердце буквально выпрыгивает у него из груди. Он был готов немедленно отказаться от страшного плана, но вспомнил про кружановские миллионы, про злобного кредитора, который напоит его досыта кровью и крепко сжал зубы. Да и как теперь можно было отказаться от плана? Нет, пусть будет, что будет...

... Неподалеку от Дорофеева Вован остановил машину.

- Что случилось? - спросил Филипп. - С машиной что-то?

Вован молча вылез из машины, подошел к задней дверце и открыл её. Схватил Филиппа за грудки и резко рванул на себя.

Алена закричала, попыталась даже ударить Вована... Господи, она же защищала его... О н а е г о!!! Но они стояли на темной проселочной дороге, рядом никого не было... Вован втолкнул Алену обратно в салон, затем несильно, но размашисто ударил Филиппа в лицо, а когда тот от этого бутафорского удара, бутафорски же упал на дорогу, пнул его ногой в солнечное сплетение. Быстро сел в машину и рванул её с места...

Филипп встал, отряхнулся и поперся окольными путями к своему дому. Он позабыл дорогу и в кромешной тьме заблудился. Но, благодаря тому, что поселок Дорофеево был невелик, вскоре все же вышел, куда нужно. Открыл ключом калитку, прокрался мимо озверевшей, рвущейся с цепи собаки, не узнавшей его, вошел в дом...

Быстро переоделся в чистое, налил себе заготовленного Вованом коньячка и стал ждать исполнителя...

Человек устроен довольно странно, порой раскисая от мелочей, а порой закрывая глаза на что-то очевидно страшное, чудовищное... Коньяк взбодрил Филиппа, он курил сигарету и смотрел в экран телевизора, порой даже возмущаясь творимому в мире произволу и насилию... Он поначалу даже не нервничал, до того он доверял уверенному в себе спокойному Вовану, убедившему его, что все будет в порядке... Лишь почему-то жутко раздражали воспоминания о глумной старухе, паясничавшей в электричке.

По настоящему волноваться он начал только тогда, когда прошли все допустимые сроки... Вован давно уже должен был появиться или, по крайней мере, дать о себе какую-нибудь весточку. Филипп с надеждой бросал взгляды на мобильный телефон, лежавший на диване рядом с ним. У Вована при себе тоже был телефон, и чуть что, он должен был сообщить обо всем Филиппу. Но телефон молчал, неизвестность пугала Филиппа. Гробовое молчание, тьма за окном, шелест деревьев, порой вой собаки... И больше ничего...

"Борьба за жизнь... Каждый за себя... Борется за свою жизнь...", звучали в ушах слова Вована. Но он... за что борется он? За то, чтобы отнять жизнь у НЕЕ, у той, которая его так любит, которая носит в себе его ребенка?...

Только теперь ему стало по-настоящему страшно, он ощутил угрызения совести... А если бы все получилось, если бы Вован осуществил, что они задумали? Тогда что? Тогда было бы все о,кей? И угрызений совести не было бы?

Филипп выпил ещё коньяка и беспрестанно курил... Иногда для разрядки выходил во двор и подкармливал кусками мяса мрачную здоровенную собаку... Сожрав несколько приличных кусков, собака несколько прониклась к нему и перестала хрипло лаять и рваться с цепи...

... Кромешная тьма, шелестящие деревья... А за этой тьмой неизвестность, неясность, страх... Филипп передернул плечами и пошел обратно в дом...

... И тут зазвенел телефон. Он бросился к нему, словно утопающий к спасательному кругу... - Это ты? - задыхаясь, спросил Филипп. - Это я, прозвучал ответ. - Но не он. Не тот, чьего звонка ты ждешь...