Сергей Рокотов - Конец авантюристки

Как именно он все это будет делать, он толком и не знал. Ему хотелось прикончить обоих - и мэра, и его жену. И попытаться прорваться к воротам. Разумеется, это было практически нереально, но от этой попытки он отказываться не хотел. На крайний случай он был готов после того, как убьет супружескую чету, застрелиться и сам, так как понимал, что судьба его будет безрадостной. Скорее всего, его просто пристрелят на месте охранники. Но может быть и хуже. Будут мучить, допрашивать, искать заказчика, не веря тому, что заказчика не было и в помине, что он сам заказчик и сам исполнитель.

Он был готов погибнуть, лишь бы отомстить. Мучило только одно шансов на то, что чета Верещагиных соберется вместе около строительства, было крайне мало. И Гришка решил, что если уж выбирать, то он выбирает из двух преступников именно даму, очень уж красочно описал Николаев то, как она придуривалась при расследовании дела, как она рыдала у трупа убитой по её приказу девушки Гали, похожей на её дочь, да и ведь именно её вынудил на признание покойный отец, когда он умудрился выкрасть её из этого, охраняемого качками, особняка. Гришка гордился своим отцом, теперь он смог представить себе воочию, насколько трудно было это сделать. А он сделал это. Он успел сообщить сведения Николаеву, успел долететь до родного Симферополя... Только до дома не успел дойти... Какое страшное было у отца лицо, когда его хоронили... Но ещё более страшное лицо было у матери. Гришка знал, как они с отцом любили друг друга, какие между ними были замечательные отношения, постоянно овеянные какой-то шутливостью и в то же время ласковым блеском в глазах обоих. Суровое точеное лицо отца, и эта нежность во взгляде, когда он смотрел на мать. Гришке шел тогда четырнадцатый год... Каким ударом была для него гибель отца... Отец - это кумир, это друг, без него весь мир стал совершенно другим. И они стали другими - и мать, и Петька, и он... Как жаль, что трудно будет застрелить обоих убийц... Но из двух он выбирает ее... Эту вальяжную, надменную даму, обещавшую им водки за хорошую работу по очистке территории...

Теперь же в числе врагов оказался и мэрский прихлебатель лейтенант Явных. Он вызывал у Гришки бешеные ненависть и презрение. Но, поворочавшись в постели, он вдруг усмехнулся, как совершенно взрослый, трезво мыслящий человек. "Пошел он", - подумал Гришка. - "Не до него, придурка, теперь..."

Гришка был доволен собой, что сдержался, не ответил своему обидчику. Если бы он хоть каким-нибудь образом проявил свое недовольство, не говоря уже о том, чтобы ответить, все могло бы сорваться... А теперь надо было дожидаться следующего дня... Главного дня в его жизни...

... Заснул он только под утро. Во сне видел отца, себя маленького, своего плюшевого медведя и дом в Симферополе. "Как ты вымахал, Григорий", улыбался отец. - "Почему ты так быстро растешь? Сколько тебе лет? Лет тебе сколько? Что ты молчишь?!" А он не мог ответить, какой-то комок в горле мешал ему говорить. "Ну тогда я пошел, хочешь со мной?" - спросил отец и пошел к выходу. Уже в двери повернулся, и Гришка с ужасом увидел на его лбу кровавое пятно. "Что это у тебя, папа?!" - крикнул он. Но теперь уже молчал отец и как-то загадочно улыбался. И Гришке было страшно от этой улыбки. "Папа!" - закричал он. - "Подожди, я с тобой!" А отец повернулся и молча прошел в дверь. Гришка бросился было за ним, но споткнулся и упал носом вниз. Хотел подняться, но ничего не получалось. От своего бессилия он заплакал и... проснулся. Вскочил на постели весь в холодном поту, по щекам текли слезы. Солдаты ещё спали, хотя за окнами было уже светло.

- Подъем!!! - послышался голос старшины.

... Все... Наступал решающий день в его жизни. Сегодня он отомстит за отца, или он не сможет называться мужчиной...

... Лейтенант Явных с хитреньким прищуром глядел на избитого им накануне солдата. Но Гришка отвечал ему спокойным, в меру кротким взглядом, делая вид, что абсолютно ничего не произошло.

Их накормили, погрузили в автобус и повезли в особняк. День был холодный, пасмурный, начинал накрапывать дождик.

"А не зря ли я все это затеял?" - подумалось вдруг Гришке. - "Я же обречен, что будет с мамой? Мало ей гибели отца, теперь и я еще... К тому же она даже не поймет, в чем дело, никто же кроме меня не знает тех, кто убил отца... Нет, ничего, об этом ей расскажет Николаев. И она одобрит мой поступок..."

И все же ему было страшно. Сердце стучало словно маятник. Дрожали пальцы. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь заметил его волнение. Надо держать себя в руках...