Сергей Рокотов - Конец авантюристки

Мать, которой, когда погиб отец, было едва за тридцать, сразу сникла, постарела, взгляд её потускнел. Она даже думать не хотела о каком-то устройстве своей личной жизни. После отца все остальное было серо и мелко. И она всю себя посвятила им, Гришке и Петьке.

Сослуживцы отца отговаривали мать переезжать из Симферополя, но она была непоколебима - она хотела жить в России и воспользовалась первым же удобным случаем...

... Как же неуютно было им в этой крохотной хрущебе после их чудесного, утопающего в зелени домика в Симферополе! Повезло только в одном - матери удалось устроиться кассиром в местное управление внутренних дел, сослуживцы отца написали о его долголетней самоотверженной службе, о его подвигах, правительственных наградах, о трагической гибели в октябре девяносто четвертого года. Ей пошли навстречу, тем более, что прежняя кассирша как раз вышла на пенсию. Так что им по крайней мере было на что существовать, она хоть могла скромно кормить и одевать сыновей. А жить приходилось действительно очень скромно, отказывая себе, буквально во всем. От отца не осталось никаких накоплений. Только коробочка с правительственными наградами, которую мать хранила в запертом письменном столе и показывала сыновьям десятого ноября - в День милиции. И подробно рассказывала, за что отец получил ту или иную награду. А было их немало два ордена Красной Звезды, орден Красного знамени, медаль "За отвагу", юбилейные медали, грамоты, благодарности...

... Скудно обставленная квартира с полупустым маленьким холодильником на шестиметровой кухоньке. И огромный портрет отца, который весело глядел на них с оклеенной дешевыми обоями стены. Отец на портрете был молод, красив, ему очень шла капитанская форма, а особенно молодцевато надетая набекрень фуражка...

... А теперь Гришка служил уже почти год из своих девятнадцати прожитых на свете... И такого он никогда нигде не видел... Как и его товарищи...

- Язык свой не распускать, лишних вопросов не задавать, глаза особенно не таращить, - предупредил лейтенант Явных, перед тем, как бесшумно открылись ворота Сезама, в который им, стриженым, потным от жары солдатикам, предстояло войти. Предупреждение было не лишним, трудновато было не таращить глаза, увидев необъятных размеров четырехэтажный особняк приятного кремового цвета. Вход украшали четыре белые колонны. На лестнице лежала ковровая дорожка. Выстриженные газоны, усыпанные гравием дорожки, беседки, фонтанчики, водоемчики, какие-то бесконечные здания в один или два этажа... И забор, двухметровый бетонный забор, окружавший, казалось бы, не имеющую границ территорию. Слева был сосновый бор, справа парковая зона, а перед ошалелыми солдатиками - великолепный особняк...

- Говорил же, не таращить свои зенки, - буркнул Явных, при этом сам раскрыв от восхищения свой огромный рот, хотя он бывал здесь и прежде. Выставились, деревня... Тут люди живут... Дай Бог... Высокие люди! - Он поднял вверх свой толстый указательный палец. - А ну! За мной!!! скомандовал Явных, и солдатики замаршировали вслед за бравым лейтенантом.

Путь их лежал за дом. Обойдя особнячище с левой стороны, они прошли ещё метров с пятьдесят и очутились перед строящимся зданием. Вокруг валялись горы мусора.

- Ваш объект! - строго и внушительно произнес Явных. - Будете грузить и убирать все это... Надо, чтобы все тут блестело... Как собачьи яйца! прибавил лейтенант для убедительности. И тут же громко захохотал собственной шутке. Кроме него, правда, никто даже не улыбнулся.

- Надо, так надо, - проворчал один тщедушный солдатик. - Наше дело маленькое...

- Молчать! - заорал Явных. - Как надо отвечать? Есть! Так точно! Мудаки деревенские! А ну! Вон носилки, вилы, грабли, хватайте, и за работу! Живо!!! А на обед гороховый супец с салом! И гуляш! Кормить будут хорошо, за это не беспокойтесь, тут люди щедрые и хлебосольные. А за быстрое выполнение задания можно и по бутылочке получить и по пачечке хороших сигарет! Не от себя говорю! А..., - вдруг притих Явных, увидев кого-то за спиной солдат. - Хозяйка идет... Тихо! Высокие люди! - шепнул он, снова поднимая к небу свой палец, странно выгибающийся наружу.

- А, товарищ капитан, - послышался сзади негромкий уверенный женский голос. - Привели? Ну вы у меня умничка...

Солдаты разом оглянулись. Увидели перед собой худенькую женщину лет пятидесяти с небольшим, в белых джинсах и голубой тенниске. В ушах красовались бриллианты неимоверных размеров. От неё за версту разило чем-то французским и очень дорогим. А так... худенькая, с зачесанными назад редкими светлыми волосами, в затемненных очках, с неброским макияжем на загорелом лице.