Светлана Алешина: Новая русская (сборник)

— Ты скажи поконкретнее. А то мне эта твоя метафизическая обтекаемость уже в зубах навязла!

— Что может быть конкретнее тысячи долларов за неделю?! — сокрушенно воскликнул Добров.

Семечкин нахмурился.

— Кто это тебе предлагает такие деньги? — настороженно спросил он. — Может быть, и я на что сгожусь…

Вздох Доброва приобрел оттенок ярости.

— Ты что, вообще, что ли, двинулся там среди твоих любимых итальянских средневековых схоластов? Мне нужно найти за неделю штуку баксов. Иначе…

И он провел ребром ладони себе по горлу.

— Ну, у меня таких денег нет. — Семечкин широко развел руками и выразительно посмотрел на Доброва своими карими глазами.

— А я на тебя и не надеюсь, — мрачно ответил Добров. — Надо где-то брать, а брать негде…

Семечкин задумался.

— А ты говорил, что у тебя подруга какая-то появилась, из богатеньких…

— Ну… И что? — спросил, покачиваясь из стороны в сторону, уже пьяный Добров.

— Как что?! У нее и возьми.

Добров скептически усмехнулся. Потом вдруг нахмурился, посмотрел грозным взглядом на приятеля и стукнул кулаком по столу:

— Гусары денег не берут!

— Ой-ой-ой! — скривился в ухмылке Семечкин. — Какой Денис Давыдов выискался!

— А я тебе говорю, что никогда альфонсом не был! Этого еще не хватало!

— Шура, я и не предлагаю тебе альфонсировать. Возьмешь взаймы, потом отдашь. Придумаешь причину какую-нибудь повесомее…

Добров сдвинул брови и тупым взглядом посмотрел на остатки водки в бутылке.

— Ну, допустим… — после долгой паузы сказал он. — Допустим, возьму… Допустим, отдам… Но мы с ней, — он сокрушенно всплеснул руками, — рассобачились!

— Милые бранятся — только тешатся! — ответил ему Семечкин. — Ты же философ, и должен это понимать.

И историк, разлив всю оставшуюся водку по стаканам, убрал бутылку на пол.

Она пополнила длинную галерею стеклотары, которая скапливалась у Семечкина за несколько месяцев. Это кончалось обычно в один прекрасный день. На историка под воздействием прочитанной лекции о Реформации и Возрождении нападала неожиданная страсть к переменам, и Семечкин за один день наводил в своей квартире образцовый порядок. Чтобы потом в течение нескольких месяцев снова накапливать грязь, пыль и мусор.

— Нет, я на это пойти не могу, — решительно проговорил Добров своему приятелю, прожевывая квашеную капусту после того, как опрокинул последний стакан водки.

— Ну, значит, будут проблемы, — философски заметил историк Семечкин. — С фондом развития этого, как его… свободного человека.

— Я ей такого наговорил в нашу последнюю встречу! А она меня, наверное, любит… А может, и нет… Хрен их, баб, поймешь. Вот, на, почитай, Серега! И скажи, любит она меня или нет!

Добров полез в пиджак и, с минуту поковырявшись нетвердой рукой по карманам, достал оттуда листок бумаги.

— Вот это письмо она мне к поезду принесла, когда я на олимпиаду в Самару ездил.

Семечкин недоверчиво посмотрел на коллегу.

— Читай, читай! — Добров вальяжно раскинулся на стуле и придал своему лицу милостивое выражение.

— Давай, давай! — прикрикнул он, видя нерешительность Семечкина.

Тот взял листок бумаги и развернул его. Потом сдул с него крошки табака и начал просматривать текст.

По мере того, как он продвигался в своем чтении вперед, на лице его расплывалась улыбка, а глаза становились маслеными.

— Ну, ты даешь, Шура! — проговорил Семечкин, плотоядно облизываясь. — Хотя в этом смысле я в тебе всегда был уверен.

— Дай сюда! — неожиданно крикнул Добров и вырвал листок из рук Семечкина.

— Я не понимаю, что ты теряешься, — закурив, сказал Семечкин. — Тут черным по белому написано: «Эта ночь была самой лучшей в моей жизни».

— С этой ночи прошло уже около месяца, — уныло заметил философ.

— Ну и что? Повторить всегда не поздно. А потом решить свои проблемы.

Добров не отвечал. Его голова бессильно упала на грудь. Водка взяла свое.

Семечкин пожал плечами, затушил сигарету и отправился прилечь на диван. Потом он неожиданно передумал, подошел к Доброву, взял его пиджак и вынул оттуда записную книжку…

…Как только около полудня Светлана Гордеева заснула в комнате для гостей, ссылаясь на свою усталость после бессонной ночи, Лариса почти забыла о том, что та рассказала ей сегодня утром.

Из школы пришла Настя, которая объявила, что, увы, по математике она получила «тройку». Но главное было не это. Настя поразила мать другим сообщением.