А на противоположном пустынном берегу происходило нечто интересное и любопытное. Гнедой махнул рукой телохранителям, чтобы они сели поодаль от него. Они примостились не очень уж близко, но и не так уж далеко. А суть происходящего дальше не понял бы разве что шестилетний ребенок. И все было очень хорошо видно, несмотря на отдаленность противоположного берега, поскольку погода была очень ясная и солнечная. Гнедой заставлял Ларису принимать разные позиции, и Михаил не мог оторвать глаз от этого чудовищного по своему цинизму зрелища. И посторонние глаза тоже внимательно наблюдали за действом. Наконец, все закончилось, и группа поплыла обратно...
Держась за руки, голые Гнедой и Лариса вышли на берег.
- Хорошо поплавали! - как ни в чем не бывало воскликнул Гнедой. Водичка хорошая, тепленькая, как парное молоко... Правда, ребята? обратился он к идущим сзади телохранителям. Те промычали нечто невразумительное, им было совершенно все равно - хоть как парное молоко, хоть как лед, лишь бы платили хорошо...
Михаил продолжал сидеть, пригорюнившись и боялся поднять глаза на Ларису.
- Ты что, Мишель, сидишь тут, как старикан? - рассмеялся Гнедой и хлопнул Лычкина по покатому плечу. - Дыхалка слабая? То-то, я старик, а многим молодым фору могу дать... - Эй! - крикнул он. - Тащите сюда что там у вас в тачке есть, будьте расторопнее, люди искупались, тащите пиво, виски, воду, закуски всякие, надо отдыхать культурно, а не кое-как...
Михаил набрался мужества и бросил мимолетный взгляд на Ларису, словно надеясь на какое-то чудо. Но то выражение лица, которое он увидел у нее, ужаснуло его. Эта гордая, крутая, активная женщина стояла, прикрывая руками интимное место, дрожа всем телом, опустив глаза и кусая губы от перенесенного унижения. Это был первый случай, когда он испытал к своему благодетелю чувство всепоглощающей ненависти, ещё более сильной от того, что вместе с ненавистью он ощущал свое полнейшее ничтожество и бессилие.
Гнедой же продолжал наслаждаться жизнью. Он при всех справил малую нужду и развалился на траве, почесывал правой рукой поникший член, а затем той же рукой брал нарезанный карбонат и жевал его.
- Хорошо, правда? - обратился он к Михаилу, протягивая ему кусок карбоната. - Славно, и все тут... Ты что сидишь, угощайся, вот ребята пивко холодненькое открыли, давай, прямо из горла, так вкуснее, вспомни молодость!
Михаил схватил дрожащими руками бутылку "Хольстейна" и стал жадно пить из горлышка.
- А может быть, водочки? - угощал Гнедой. - Со слезой, вот, давай под карбонатик...
Выпил Михаил и водки. В голове зашумело, он попытался настроить мысли на строящийся из лучших импортных материалов дом, про свою шикарную квартиру, про счет в банке... В сочетании с выпитой водкой это немного облегчило душу и отвлекло от черных мыслей о только что происшедшем действе. На Ларису же, примостившуюся сбоку и не говорившую ни слова, он старался не глядеть.
- Иногда, в свободное от работы время я люблю пофилософствовать, произнес Гнедой, делая глоток "Боржома". - И поражаюсь перипетиям судьбы. Вот взять тебя, Мишель. Кто ты был? Несчастный сирота, сын оклеветанного легавыми и трагически погибшего в неволе отца, потом грузчик на кондратьевском складе, потом его помощник... А теперь ты настоящий "новый русский", управляющий казино, зажиточный человек. Имеешь недвижимость, две тачки, счета, живешь всласть... А что будет завтра, знает один всевышний. Может быть, ты станешь президентом России, а, может быть, обезображенным трупом, плавающим, как кусок невесомой дрисни, например, вот в этой замечательной водичке...
Михаил побледнел, поняв страшный намек благодетеля, опустил глаза и сделал большой глоток водки из пластмассового стаканчика.
- То же самое относится, кстати, и ко всем нам, - утешил его Гнедой. Все мы жалкие черви, суетящиеся под этим прекрасным голубым небом в поисках хлеба насущного и теплого местечка. И чем человек ближе к природе, к естеству, тем лучше. Вот мои ребятишки, - указал он на телохранителей, - не склонны к рефлексии. Для них один Бог - зелененькие... За то я их и люблю, за их святую простоту... Скажу им, чтобы они тебя на руках домой отнесли отнесут, скажу, чтобы перерезали тебе горло, так ведь перережут, расчленят, сожгут и закопают, такие уж они люди, - засмеялся он и погладил Ларису по белокурым мокрым волосам. А потом по спине, по которой побежали мурашки. Да ты, видать, замерзла, Лариса... А ну-ка, Михаил Гаврилыч, давай, давай, грей свою даму сердца, что сидишь, дуешь водку с пивом? Нельзя быть таким эгоистом, отдай Ларисе тепло своей большой и чистой души...
Читать дальше