Последние слова косвенно подтверждают то, в чем я успел убедиться раньше: у Янкунса две правды — чистая и нечистая. И та, что нечистая, — самое настоящее вранье.
— Вы не помните, на какое приблизительно время Рубин выходил из купе во время игры в карты?
— Всего на несколько минут.
— Какие именно угрозы высказывал Жохов?
— Он ругался, угрожал, сказал, что разделается с «этим щенком»…
Я чувствую, что продолжать разговор бессмысленно: любой мой вопрос будет теперь работать на уже определившуюся версию — версию, которую подбросил мне Янкунс, а ее сильные и слабые стороны еще предстоит проверить.
Я отпускаю Эриха и выхожу следом за ним.
Вижу, как переглядывается он со стоящим в проходе проводником. Гаврилыч, словно его застали на месте преступления, смущается, делает вид, что рассматривает расписание движения поездов, висящее на стене вагона. Когда я прохожу мимо, он втягивает живот и пропускает меня в тамбур.
— Возвращайтесь к себе, — говорю я ему.
Веснушчатый сержант вскакивает с откидного сиденья и вопросительно смотрит на меня.
Ноль часов двадцать минут
Я сижу на откидном сиденье. Мне есть о чем подумать.
Проводник подслушивал наш разговор. Даже если допустить, что это простое любопытство, то взгляды, которыми они обменялись с Эрихом, на любопытство не спишешь. Такие взгляды иногда говорят больше слов, тем более если это слова Янкунса.
Какая связь может существовать между ним и проводником? В том, что их что-то связывает, я почти не сомневаюсь. Но что?
Я думаю об этом и тогда, когда объясняю сержанту задачу: глядеть в оба и ни под каким предлогом без моего ведома не выпускать пассажиров из вагона.
В окнах по обе стороны отражается внутренность тамбура, наши с сержантом лица. За толстыми двойными стеклами, покрытыми с внешней стороны дрожащими каплями дождя, темно. Изредка сквозь густую мглу проглядывают мутные, едва различимые просветы между деревьями, но они проносятся так быстро, что кажется, будто состав несется между двумя высокими глухими стенами по бесконечному черному тоннелю. Мрачноватая картина, что говорить, но и положение отнюдь не блестящее, это тоже надо признать.
Ритмичный стук колес напоминает о времени. Его крайне мало — каждая минута на счету. В нашем распоряжении одна только ночь. Завтра, по прибытии поезда на конечную станцию, пассажиры разойдутся, разъедутся кто куда, и тогда ищи ветра в поле…
«Кто из них? — думаю я. — Кто?!»
Мысли возвращаются к Янкунсу. В его показаниях при всей их сомнительности есть рациональное зерно: Жохов, вернувшись в свое купе после карточной игры, обнаружил у жены зажигалку Рубина. Не бог весть какая улика, но ее оказалось достаточно, чтобы приревновать Виталия, угрожать ему расправой…
Интересно, если бы Эрих подслушал мои мысли, обрадовал бы его ход моих размышлений? Хотел бы я это знать…
Ноль часов двадцать пять минут
На этот раз я стучу гораздо громче и терпеливо ожидаю, когда кто-то отреагирует на мой приход. Дверь седьмого купе отодвигается. Ко мне выходит Жохова — ошибка исключена, она — единственная женщина во всем вагоне.
— Вам мужа? — спрашивает она.
— Нет, я хотел побеседовать с вами, — как можно любезней отвечаю я. — Всего несколько вопросов.
— Я вас слушаю.
— Здесь не совсем удобно. Давайте выйдем.
Она послушно следует за мной в служебное купе.
При нашем появлении проводник демонстрирует свои телепатические способности по части взглядов: без слов понимает меня — выходит, плотно притворив за собой дверь.
Я представляюсь по всей форме, предъявляю свое удостоверение, которое, впрочем, мою собеседницу явно не интересует.
— А теперь назовите ваше имя и отчество, — прошу я.
— Жохова Татьяна Николаевна, — отвечает она сухо.
— Скажите, вы знали раньше пострадавшего из соседнего купе?
— Нет.
— Его фамилия Рубин, имя — Виталий. Может, слышали?
— Нет, я его не знаю, — повторяет она. — Видела мельком при посадке, потом в вагоне, а знакома не была.
Вагон слегка тряхнуло. Доносится короткий гудок, поезд замедляет ход. Мимо проплывает скопище огней, станционные постройки. Состав останавливается, и мы оба смотрим в окно на освещенное прожекторами здание вокзала.
— Татьяна Николаевна, что за история произошла у вас с зажигалкой, расскажите, пожалуйста.
— С зажигалкой? — делает она удивленное лицо, не особенно при этом удивляясь.
Читать дальше