Андрей Остальский - Жена нелегала

А по вечерам на «динер», который обед, но все-таки ужин, приходили очень важные пожилые мужчины. Они были одеты в штатское, в какие-то одинаковые коричневые костюмы, но ей все время казалось, что они только что в прихожей сняли с себя мундиры. Собственно, их было двое: один коренастый, полный, но очень крепкий, со стальным рукопожатием и холодным пристальным взглядом, от которого Джули хотелось спрятаться под стол. Второй — совершенно лысый, но с живым, выразительным лицом и смеющимися карими глазами — напомнил ей Карла. И тем, что все время работал в образе, и тем, что делал это талантливо. Если бы она не была настороже и если бы не прошла Карлову школу, ни за что бы не догадалась, что это игра. Поверила бы. Он умел смотреть на Джули тепло и весело — высшая степень мастерства! И только пару раз она успела поймать на себе его настоящий, холодно изучающий взгляд. Вернее, даже остаток, обрывок брошенного исподтишка взгляда, который тут же смягчался, веселел и теплел. Так что Джули начинала сомневаться: не привиделось ли ей?

Оба гостя свободно говорили по-английски, но лысого можно было, пожалуй, принять за носителя языка. Он говорил с сильным то ли американским, то ли канадским акцентом. И только пару раз сорвался, сделал какие-то нелепые грамматические ошибки. Джули подумала: а не нарочно ли? Не пытается ли скрыть, что долго жил где-то там — сначала, наверно, в Канаде, а потом в Штатах. Или наоборот…

Стол был полон еды, хотя дней через десять она стала казаться однообразной. Каждый раз — русский салат, который здесь почему-то называли оливье. Бред какой-то: всем известно, что салат этот появился в России, это самое, наверно, популярное в мире русское блюдо, а здесь почему-то именуют его французской фамилией. Еще одна филологическая несуразица…

Крымское вино и странный сладковатый напиток, называвшийся здесь шампанским, ей совсем не нравились. Водка и коньяк — тем более, она и в Англии-то крепкие напитки не жаловала. Привычного ей сидра не нашлось, равно как и теплого пива — биттера. А тем не менее ее заставляли каждый день пить. И это была мука. Кроме того, обязательно надо было есть черную икру, причем от нее явно ожидали восторгов — потому что ложками не ложками, а каждый вечер розетка с икрой заполнялась заново. «О-се-три-на» слегка подкопченная — вот что ей, пожалуй, понравилось. А «сьом-га» — ничего особенного, шотландский лосось бывает и повкусней. Борщ надо было хвалить, куда же деться! И он, может быть, замечательная штука, но она, как англичанка, не любила супов в принципе, за исключением, может быть, марсельского буйабеса, и то не все рестораны умеют его готовить даже во Франции. Карл сказал, что скоро они попробуют «у-хю» — русскую версию буйабеса. Но ожидания не оправдались. Нет, ничего, неплохо для своего жанра, но это был все-таки именно рыбный суп, а не марсельская похлебка, напичканная свежесваренной рыбой — целый ужин, он же обед, в одном блюде.

Два пожилых начальника по очереди приезжали из Москвы составлять им компанию. Вели пустые разговоры ни о чем. О еде, о погоде, об английском футболе, про который они знали гораздо больше Джули. Но однажды, в один из последних дней на той даче, на столе появилось французское шампанское и «Бордо», количество черной икры удвоилось, равно как и осетрины, и крабов. Сервировка тоже показалась более шикарной, чем обычно, а главное — к официантке Маше добавился еще и подтянутый официант Миша. Оба начальника — седой и лысый — явились заранее, за полчаса. Карл разнервничался. Ну то есть это она знала, что он нервничает — у него это выражалось интересно: он начинал говорить чуть медленнее и прилежнее улыбался… Вряд ли начальники могли это заметить. Им, наверно, он казался образцом хладнокровия. Потом часы пробили семь раз. В это время, с пунктуальностью до минуты, они всегда усаживались за стол. Но на этот раз было иначе. Официанты напряженно стояли вокруг стола. Пожилые начальники сидели и молчали. Ждут кого-то совсем уж важного, догадалась Джули. Карл подтвердил: неприметно наступил ей на ногу. А когда она повернулась к нему, он закрыл глаза на секунду. Наверно, это означало: внимание, сосредоточься.

Наконец, почти уже в пятнадцать минут восьмого, двери открылись, и в комнату быстро вошли два коротко стриженных молодых человека спортивной наружности, а за ними — мужчина выше среднего роста, лет шестидесяти пяти, с зачесанными назад волосами, в толстых очках. В его облике Джули почудилось что-то еврейское: впрочем, она не была специалисткой в этом вопросе.