Элли Гриффитс - Камень Януса

Рут сидела на диване с котом на коленях и не сводила взгляда с экрана телевизора, где суетились пришельцы. Звук был выключен, но в ее голове раздавались голоса, которые напомнили ей уютные вечера, когда она вместе с родителями смотрела старые сериалы: «Завтрашний мир», «Мужчина в доме», «Наверху и в людской». Неудивительно, что сегодня повторяют эти программы — очень к месту, особенно для таких убогих, как она. Забавно, в то время Рут не сознавала, что живет в золотой век телевидения — смотрела, что передавали, и все. Тогда, в ее детстве, существовало только три канала. Никаких пультов дистанционного управления, и, чтобы переключить программу, надо было подняться с места. Помнится, они не говорили «переключить», а говорили «перевести» на другую программу. «Папочка, давай переведем на другую программу», — говорила мать, когда начинались «Самые популярные». А Рут так хотелось посмотреть передачу, где трансвеститы исполняли свою дьявольскую музыку. «Перевести на другую программу» — означало выбрать из двух каналов: Би-би-си-1 и Би-би-си-2. Канал Ай-ти-ви родители считали вульгарным. Видимо, поэтому они смотрели «Я, Клавдий», хотя сериал был на редкость противным. Пусть в нем было много секса и насилия, но его передавали по Би-би-си-2, следовательно, все в порядке.

На столе лежала черная ткань, которую лишь час назад набросили ей на голову. Рут, стараясь не коснуться ее, наклонилась, чтобы ближе рассмотреть. Тяжелый темный материал, на вид маслянистый и, как сказала Таня, снабжен грузиками по краям, словно специально предназначенный, чтобы на что-то накидывать.

— Похоже, сделан, чтобы укрывать статую, — сказал за ее спиной Нельсон.

Он вернулся в дом и принес с собой с улицы свежесть воздуха и почти осязаемое ощущение деловитости, свершенного действия. Рут в его присутствии невольно почувствовала себя в безопасности.

— Укрывать статую? — удивленно повторила она.

— Ну как в храме на Страстную пятницу.

Рут сразу вспомнила отца Хеннесси. «А Святой Дух? Самый важный, с моей точки зрения, в Троице».

— Рада сообщить, что никогда не посещала храм на Страстную пятницу, — произнесла она.

Во всяком случае, такой, где стояли бы статуи. Ее родители считали, что статуи — греховное свидетельство неправедного католического идолопоклонства. Рут не защищала католичество, но ей запомнились храмы в Италии и Испании, полные запаха фимиама и таинственности, где стояли статуи и сотни мерцающих свечей освещали живописные полотна. Может, и идолопоклонство, но это гораздо интереснее, чем убогие кирпичные здания, в которых родители воссоединялись с единоверцами по духовному возрождению.

— Такой тканью могут покрывать постамент, — добавила Таня, заняв место рядом с Нельсоном, с блокнотом наготове.

— Постамент? — В голосе Нельсона зазвучали нетерпеливые нотки.

— В музее, — объяснила она.

30 июня

День лета

В саду черные вороны. В дате мое счастливое число. Четное число косточек в моем грейпфруте на завтрак. Когда я принес жертву — черного дрозда, — голова легко, без труда отделилась от шеи и кровь быстро стекла в землю, образовав узор в виде буквы «ж» — жертва. Хорошее знамение.

Ровно в девять часов, подкрепившись традиционным английским завтраком, Джуди явилась в аббатство. Ей ответили, что сестра Иммакулата чувствует себя лучше и готова встретиться с ней через пятнадцать минут, после того как «ее немного приведут в порядок». Страшась подумать, что это означает, Джуди села ждать в приемной, устроившись рядом с восторженно возведшей глаза к небесам гипсовой Девой Марией.

— Доброе утро, мисс Джонсон, — поздоровалась с профессиональной доброжелательностью монахиня в накрахмаленном одеянии.

— Детектив-констебль Джонсон, — поправила ее Джуди.

— Прошу прощения.

Звания имеют вес, подумала Джуди. Вот и эта монахиня растеряла бы всю свою весомость, если ее называть просто «мисс», — превратилась бы в обыкновенную женщину среднего возраста, только в странном наряде. Совсем иное дело, когда ее величают сестрой Марией. В подобном обращении сила, хотя очень специфического свойства.

— Сестра… — начала она.

— Слушаю вас.

— Скажите, что такого с сестрой Иммакулатой?

— Что? — Монахиня изогнула брови. — У нее рак, детектив-констебль Джонсон. Неоперабельный. Жить ей осталось несколько месяцев, может, несколько недель.

На сей раз Джуди разговаривала с сестрой Иммакулатой в зимнем саду, выходящем на открытое ветрам пространство с декоративными каменными горками. Монахиня заметно ослабла, в ее груди клокотало, руки дрожали. Только глаза оставались настороженными — она смотрела на Джуди с подозрением, даже со страхом.