Роберт Гэлбрейт - Зов кукушки

Повисло долгое молчание.

— Доказательств нет, — выдавил наконец Бристоу. В офисе было так темно, что Страйку едва был виден его силуэт. — Доказательств ноль.

— Вот тут ты, боюсь, ошибаешься, — сказал Страйк. — Полицейские, надо думать, уже получили ордер.

— На что? — спросил Бристоу; он наконец обрел уверенность и захохотал. — На обыск мусорных баков Лондона с целью обнаружения толстовки, которую, по твоим словам, выкинули три месяца назад?

— Ну зачем же: на осмотр сейфа твоей матери, разумеется.

Страйк задумался, сможет ли он достаточно быстро поднять жалюзи. До выключателя ему было не дотянуться, а в кабинете стало совсем темно. Он не хотел отрывать взгляд от едва видимой фигуры Бристоу. Ему не верилось, что тройной убийца мог прийти безоружным.

— Я дал им на пробу несколько комбинаций, — продолжил Страйк. — Если не сработают, думаю, им придется вызвать специалиста. Но на спор я бы выбрал ноль-три-ноль-четыре-восемь-три.

Шуршание, взмах бледной руки, и Бристоу бросился вперед. Острие ножа царапнуло Страйка по груди, когда тот отбрасывал Бристоу в сторону; адвокат сполз со стола, откатился вбок и снова атаковал; на этот раз Страйк упал вместе с креслом назад и оказался зажат между стеной и столом, а Бристоу навалился сверху.

Страйк стиснул запястье Бристоу, не видя, где нож, и в темноте с такой силой двинул ему кулаком в челюсть, что у того запрокинулась голова и слетели очки; Страйк ударил снова, и Бристоу врезался в стену; Страйк попытался сесть, но Бристоу нижней частью тела вдавил в пол его пульсирующую культю и пырнул Страйка ножом в предплечье. Лезвие раскроило плоть, из раны хлынула теплая кровь, и руку каленым железом пронзила резкая боль.

В блеклом свете, падавшем из окна, он успел заметить, как адвокат занес руку. Еле поднявшись под весом Бристоу, Страйк увернулся от второго удара ножом, сбросил с себя противника и попытался прижать его к полу, но тут из брючины вывалился протез, и горячая кровь залила все вокруг; Страйк так и не понял, где сейчас нож.

Под тяжестью Страйка стол опрокинулся; детектив надавил здоровым коленом на тщедушную грудь Бристоу, неповрежденной рукой пытаясь на ощупь найти нож, и тут в глаза ему ударил резкий свет, и кабинет огласился истошным женским криком.

Ослепленный, Страйк все же заметил нож, взлетающий к его животу; схватив валявшийся рядом протез, он принялся, как дубиной, колотить им Бристоу по лицу, раз, другой…

— Нет! Корморан, ПЕРЕСТАНЬ! ТЫ ЕГО УБЬЕШЬ!

Страйк откатился от Бристоу, застывшего без движения, выронил протез и растянулся на спине возле перевернутого стола, зажимая кровоточащую рану.

— Я же сказал, — хрипло выдавил он, не видя Робин, — чтобы ты шла домой.

Но она уже набирала номер службы спасения:

— Срочно полицию и «скорую»!

— И такси вызови, — проскрипел он с пола; от долгих разговоров у него пересохло в горле. — Я с этим куском дерьма в одну «скорую» не сяду.

Он дотянулся до мобильного, который валялся в стороне. Дисплей был разбит, но запись продолжалась.

Десять дней спустя

Британская армия требует от военнослужащих такого отречения от личных нужд и привязанностей, какое трудно понять гражданским умом. Она считает, что нет ничего выше ее требований. Непредсказуемые переломные моменты человеческой жизни — рождения и смерти, свадьбы, разводы, болезни — обычно влияют на планы военных не больше, чем камешки, стучащие в днище танка. И все же бывают исключительные случаи; благодаря одному из таких исключительных случаев вторая афганская командировка лейтенанта Джонаса Агьемена завершилась досрочно.

Главное управление полиции потребовало его срочного возвращения в Великобританию. Хотя армия обычно не ставит интересы полиции выше своих собственных, на этот раз она пошла навстречу органам правопорядка. Обстоятельства смерти сестры Агьемена получили освещение в международном масштабе, и суета прессы вокруг безвестного доселе сапера не шла на пользу ни вооруженным силам, ни ему самому. По этой причине Джонаса посадили в самолет и отправили на Британские острова, где армия расстаралась, чтобы поставить заслон жадным до сенсаций хроникерам.

Читатели газет в большинстве своем полагали, что лейтенант Агьемен будет рад-радешенек, во-первых, оказаться дома, вдали от боевых действий, а во-вторых, подготовиться к получению такого богатства, какое ему и не снилось. Однако же молодой офицер, с которым Страйк встретился после полудня в пабе «Тотнем» через десять дней после ареста убийцы, держался почти агрессивно и, казалось, еще не оправился от первоначального шока.