Роберт Стайн: Зов маски

ПРИЗРАЧНЫЙ ТЕАТР

ПРЕДСТАВЛЯЕТ

ВОЛШЕБНИК МОНДО ПЯТЬ ЗВЁЗД!

Я ПРЕДРЕКАЮ ОШЕЛОМИТЕЛЬНЫЙ УСПЕХ!

— МАДАМ РОК

ВОТ ОН ЕСТЬ…

…А ВОТ ЕГО НЕТ!

Я включила в подвале свет. Потом взялась за металлические перила и сделала первый шаг вниз. Под ногою скрипнула ступенька. Словно мышь пропищала.

Я сделала еще один шаг, щурясь от непривычного света. Холодные ступени студили мои босые ноги. Я приподняла подол своей длинной ночной сорочки, чтобы не запнуться об него по дороге вниз.

Растрепанные со сна каштановые пряди волос спадали мне на лицо. Я убрала волосы за плечи одной рукой. Рука дрожала от страха.

Внизу загудела, включаясь, печь. Еще одна ступенька взвизгнула под ногами. Я замерла на середине лестницы.

— Что же я делаю?

Произнесла я эти слова — или только подумала?

Зачем я посреди ночи тайком спускаюсь в подвал?

Это была не моя идея. Мне не хотелось этого делать. Меня тянуло туда… тянуло против воли.

Карли Бет… Карли Бет… — взывала ко мне ужасная маска. Безобразная маска, Маска Одержимости, что пыталась однажды разрушить мою жизнь… лишить меня рассудка… обратить во зло…

И теперь она призывала меня. Заставляла спускаться по лестнице и брести вперед, босиком, по холодному полу подвала.

Карли Бет… Карли Бет…

Я осознавала, что не сплю. Слишком явственным было чувство страха. Я включила свет в игровой комнате. Лампа на потолке вспыхнула, осветив красные виниловые стулья и диван. Я вцепилась в край столика для пинг-понга. Я пыталась остановить себя. Пыталась удержать себя на месте.

Но слишком сильно было притяжение маски.

Я вдруг почувствовала себя ужасно маленькой и слабой — словно пылинка, засасываемая мощным пылесосом. Мои пальцы соскользнули со стола. Я заковыляла вперед, пальцы ног утопали в длинном белом ворсе ковра.

Мои плакаты с лошадьми… красные настенные часы… старый трехколесный велосипед моего брата Ноа… дверца шкафа, оклеенная семейными фотографиями… все слилось в расплывчатой дымке, когда я, шатаясь, брела вглубь подвала.

К кладовой в дальнем его конце. К горе картонных коробок и старой мебели, через груды детских игрушек, ветхой одежды и макулатуры. Там похоронила я маску. Глубоко-глубоко под грудами ненужного хлама, где никто, никогда не смог бы ее найти.

А теперь она звала меня… влекла меня к себе…

Карли Бет… Карли Бет…

Быть может, ее шепот звучал только у меня в голове? От звука ее голоса, взывающего ко мне по имени, ледяная дрожь — волна за волной — прокатывалась вниз по загривку.

Я знала, чего она хочет. Знала, зачем она разбудила меня и вытащила из спальни.

Она хотела, чтобы я откопала металлическую шкатулку, в которой похоронила ее. Чтобы отперла шкатулку и освободила ее. Чтобы надела ее, как в прошлом году. Чтобы снова позволила ее злобе мной завладеть.

Маска Одержимости готова была вновь подчинить себе мой разум и заставить меня творить зло.

Я не могла этого допустить. Я никогда не позволю этому случиться снова.

И тем не менее, я была здесь, стояла посреди темной кладовой. Вглядывалась в груды картонных коробок и старой мебели. Я была здесь, и ничего не могла с этим поделать.

Мои ноги тряслись, когда я взяла первую картонную коробку. Вся дрожа в своей тоненькой ночной сорочке, я сняла коробку с груды хлама, поставила на пол. И сразу же потянулась за следующей.

— Я не могу остановиться! — проговорила я сдавленным шепотом.

Мне хотелось отвернуться. Хотелось бежать. Вместо этого я наклонилась и вытащила из тайника металлическую шкатулку. Старую черную шкатулку с тяжелой защелкой. У меня вырвался испуганный вздох. Шкатулка была горячей!

Что же я делаю? Почему не могу остановить собственные руки?

Сердце мое упало. Со сдавленным стоном я отперла шкатулку и приподняла крышку.

Маска, сложенная внутри шкатулки, испускала таинственное зеленое сияние. Я смотрела на два ряда острых кривых клыков. Толстые резиновые губы кривились в торжествующей усмешке.

— Стой, Карли Бет! Стой! Не делай этого! — молила я саму себя.

Но я больше не владела собой. Взявшись одной рукой за бугристый безволосый затылок маски, я извлекла ее из шкатулки.

— О-о-о-о-ох! — простонала я. На ощупь маску невозможно было отличить от человеческой плоти.

Заостренный подбородок ходил ходуном. Резиновые губы причмокивали.

Я не могла дышать. Грудь, казалось, вот-вот взорвется.