Владимир Рыбин - Убить перевертыша

Сзади что-то громко хлопнуло и что-то большое зашумело, упало. Послышались ругательства, крепкие, русские. Не слыша за собой погони, Сергей метнулся к толстому стволу дерева, выглянул из-за него. И увидел Кондратьева. В вытянутой руке его чернел маленький игрушечный револьверчик. Он быстро подошел к лежавшему на земле Паулю, наклонился и резко выпрямился.

- Маковецкий?! Вот ты где, перевертыш! Я зна-ал...

Сергей подбежал к ним, и первое, что увидел, - большие, злые глаза Пауля. Раненный в левую ногу, он потерял свой пистолет и теперь торопливо шарил вокруг, надеясь найти его. Переваливался, пытаясь встать, нога подламывалась, он вскрикивал и все елозил по земле руками.

Сергея била нервная дрожь, и он принялся дергать Кондратьева за рукав.

- Бежим... Там Майк... Может, не один.

- Погоди, мне нужно ему кое-что напомнить.

Кондратьев вынул из внутреннего кармана черный стержень, похожий на авторучку, не спуская глаз с Пауля, начал навинчивать на стержень какой-то колпачок.

- Узнаешь? - Кондратьев ткнул стержнем Паулю в лоб. - Узнаешь, сволочь!

И он резко шевельнул большим пальцем, лежавшим поверх стержня. Выстрел прозвучал тихо, ни на что не похоже, но это был точно, выстрел. Сергей увидел, как на виске Пауля, который только и успел, что отвернуться вспучилось небольшое черное пятно.

- Теперь бежим, - сказал Кондратьев и схватил Сергея за рукав. - Не туда. Бежим через лес, там машина...

Бежали напрямик, не огибая мелкую поросль. А выходили из леса спокойно, как добропорядочные бюргеры, отдыхающие на природе. Кондратьев даже нагнулся, отбросил с дорожки упавший листок: вот, дескать, какие мы чистюли, настоящие немцы. И никуда не торопимся. Если кто-то увидит, то уж никак не запомнит: обыденное не запоминается.

Машина, к которой они подошли, ничем не выделялась среди других, стоявших тут вдоль дороги, - чистенький темно-синий "БМВ", каких в Штутгарте множество.

- Спокойно, не суетись. - Кондратьев открыл дверцу, но сел не сразу, а еще обошел машину, осмотрел ее со всех сторон.

И с места тронул плавно, и ехал затем спокойно, тормозя на перекрестках, пропуская пешеходов.

А Сергей никак не мог успокоиться. Перед глазами все стояло видение откинутой в ужасе головы, черного пятна на виске. Его распирали вопросы, но он молчал, не зная, как и говорить с человеком, способным так легко убивать.

25

- Ты вот что, - сказал Кондратьев, когда они отъехали довольно далеко. - Возьми-ка себя в руки. А то девицу испугаешь.

- Какую девицу?

- Твою Эмму.

- Ах, да, - спохватился Сергей. - Вы нашли ее?

- Ну и цаца, скажу тебе. Подавай ей Сережу, и все тут. Говорю: нет его, уехал. Знать ничего не хочет, сидит на чемодане и твердит: увижу Сережу, тогда отдам...

- Я ничего не соображаю, - жалобно признался Сергей.

Голова еще не прояснилась после пережитого в лесу, сердце еще не перестало колотиться, а тут новый сумбур. Да еще качка от частых поворотов на серпантине дороги, сползающей с горы к центральной части города.

- Соображай быстро, у нас нет времени. Значит, так: сегодня твоя Эмка была у Фогеля, взяла чемодан...

- И он отдал?!

- Он отдал. А она не отдает. Говорит: только Сереже. Усекаешь? Сейчас мы подъедем к церкви...

- К какой церкви?

- В Штутгарте один православный храм. И у тебя будет одна минута, не больше. Только поздороваться и взять чемодан. Ну еще, разве, поцеловать на прощание. Я ей объяснил, что разговаривать нам будет некогда, надо уносить ноги. И она все поняла...

- В отличие от меня. А если я возьму у нее чемодан, отдам вам, а сам останусь?

- Нет! - жестко сказал Кондратьев. - Себя погубишь и ее тоже.

Скоро они действительно выехали к церкви. Храм с высоким крыльцом-папертью, с традиционной куполом-луковицей и большим крестом. На паперти, как и полагалось, сидели нищие. Двери храма были открыты, входили и выходили люди, - шла служба.

- Вишневую "Ладу" у входа видишь? Девица там. Чемодан тоже. Подойдешь, сядешь. Одна минута у тебя, запомнил? Через минуту выйдешь с чемоданом. Эмка пусть не высовывается, я ее предупредил. Вообще-то надо бы мне самому это проделать, да тебя, дурака, жалеючи...

- А чего вы мне на "ты"? - вдруг обиделся Сергей.

- Хватился... - Кондратьев засмеялся. - Мне бы твои заботы. Высовываться тебе нельзя, ясно? Ни тебе, ни твоей Эмме. Черт их знает, какая у них агентура и где. Засекут, ни тебе, ни ей несдобровать. Ну, иди.

И он пошел не чувствуя ног, мимо длинного ряда машин. Одна, вторая, третья... Вишневая "Лада" была восьмой. Рассердился было на Кондратьева, что остановился так далеко. И тут же обругал себя: ближе-то некуда, улица забита машинами. О чем угодно думал, пока шел, только не об Эмке. Боялся думать о ней, боялся вместо прежней восторженной девчонки увидеть холодную даму, засушенную монахиню. Что за дьявол вселился в него? Что за власть была у нее над ним, отнюдь не молодым и женатым?..