Владимир Рыбин - Убить перевертыша

- Мы мешаем, - сказал Фогель. - Я выйду, а вы - через минуту. Идите за мной, поодаль.

"Ну, все, - подумал Сергей. - Смоется". Однако, выждал минуту. Когда вышел, увидел серую шляпу Фогеля в конце улицы.

Они дошли до остановки трамвая, свернули на чистую, посыпанную песком дорожку за домами и оказались в лесопарке. Здесь было свежо и тихо. Голые серебристые стволы буков высились, как колонны в храме. Солнце пробивало плотную завесу веток и листьев, весь лес был залит рассеянным светом, как от множества светильников, и это создавало впечатление чистоты, почти стерильности. Местами лес редел, и в просветах были видны пестрые россыпи красных черепичных крыш.

Там, где дорожка раздваивалась, стояли тяжелые деревянные скамьи для отдыха и тонкие высокие столбы со стрелками - указателями направлений. А людей не было: ни бабушек с колясками, как в московских лесопарках, ни праздношатающихся молодых обалдуев.

Фогель все шел и шел, не останавливаясь. И наконец, быстро оглянувшись, свернул с дорожки в чащу и скоро остановился возле скамьи, явно принесенной сюда какими-то молодыми нетерпеливцами.

- Я знаю, зачем вам это надо, - усевшись на скамью, сразу заговорил он. - И я не могу с вами согласиться. Вами руководит чувство мести. Но зло не искореняется злом. Зло на зло - это уже два зла. Надо принимать сущее как судьбу и обличать премудро, чтобы услышали. А для того, чтобы послушались, нужны не месть, а доброта и прощение. Сейчас другое время. Как говорил великий Гёте, настала пора великих превращений. Все делается по воле Бога. Германия тоже была наказана за грехи. И покаялась. Уже в октябре 1945 года наша церковь выступила с декларацией о признании вины. Свершилось это здесь, в Штутгарте, по инициативе пастора Мартина Нимеллера. Знаете такого?

- Нет, не знаю, - резко сказал Сергей, сидевший как на иголках. Он все больше недоумевал и злился.

- О, пастор Нимеллер - святой человек! - воскликнул Фогель, не обратив внимания на резкость собеседника.

- Он признавал с глубокой скорбью, что из-за нас, немцев, многим народам и странам причинено много страданий, винил себя за то, что мы мало молились, не так сильно верили...

- С нас последнюю рубаху снимают, - нетерпеливо перебил его Сергей. Не каяться надо, а дело делать...

Он злился, он испытывал горестное чувство досады. Ну, что такое происходит с людьми, позволяющими так легко выворачивать свои мозги! Захотелось рассказать Фогелю все, что сам знал. Да ведь не поймет сразу. А растолковывать да убеждать - сколько на это надо времени...

Со стороны дорожки послышались шаги, и Фогель замолчал. Сергею захотелось встать и уйти, на прощание сказав этому очумелому пару ласковых. Но ведь на него так надеются... И он, постаравшись придать голосу противную елейность, спросил:

- Значит, что же, не надо бороться со злом?

- Надо, - обрадованно подхватил Фогель. И придвинулся ближе к Сергею, и снял шляпу, положил ее рядом с собой. - Но как бороться? Любовь, радость, мир, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание - вот орудия достижения цели. После войны Германия была раздроблена, но долготерпением и настойчивостью все преодолела и теперь сильна и едина. И Россия поднимется. Только не надо умножать ненависть...

- Но поступили с Россией отнюдь не милосердно.

Фогель развел руками.

- На то воля Божья.

Внезапно он встал и взял шляпу.

- Я думал, что мне удастся убедить вас, молодой человек. Сожалею.

Резким взмахом руки он надел шляпу и решительно полез через кустарник. Когда Сергей тоже выбрался на песчаную дорожку, Фогель был уже далеко, втянув голову в плечи, он быстро шагал обратно к дому. Посмотрев ему вслед, Сергей пошел в противоположную сторону. Людей в лесу по-прежнему не было никого. Только в одном месте встретился ему единственный любитель природы, сидевший на скамье с развернутой газетой в руках.

Вскоре впереди, в просвете меж деревьями, Сергей увидел длинный палец телебашни. Она возникла сразу вся, от толстого бетонного основания до полосатого шпиля, вонзившегося в небесную голубизну, и многооконного утолщения, висевшего на полуторастаметровой высоте. Возле башни стояли машины, похаживали люди. Подойдя ближе, Сергей прочел объявление, что подъем на смотровую площадку башни стоит 3 марки, и обрадовался возможности отвлечься от неприятного разговора с Фогелем. Он купил билет, в ожидании лифта нетерпеливо походил по нижнему вестибюлю, посмотрел сувенирные киоски, постоял у входа в комнату игровых автоматов, борясь с желанием рискнуть. Вдруг получится, как тогда, в Гамбурге? Но удержал себя: не стоит дразнить Фортуну в такую недобрую минуту.