Владимир Рыбин - Убить перевертыша

Кто-то за спиной Мурзина заглянул в дверь, спросил:

- Ты долго еще?

- Сейчас отпхавлю подозхеваемого.

Следователь достал из стола какую-то бумагу, принялся писать. А Мурзин глядел в окно и думал, что в электричках теперь, наверное, полно народа, что переделать все намеченное он сегодня едва ли успеет. Это же надо сначала доехать до Фрязина, узнать, что там у Сереги стряслось, потом к Кондратьеву, рассказать, обсудить, получить добро на действия Новикова в Германии. Потом опять ехать во Фрязино...

Снова скрипнула дверь, и тот же голос капризно потребовал:

- Выйди хоть на минуту.

Следователь положил ручку и встал. Подумав, убрал в стол бумаги.

- Посидите в кохидохе, - сказал Мурзину.

- Можно, я приду завтра? У меня масса дел...

- Нет!

Категоричность следователя насторожила. Выйдя в коридор, Мурзин прислонился к стене, огляделся. На длинной желтой скамье сидели люди: пенсионер с вызывающе нахмуренными бровями, двое ханыг, пожилая женщина с явно провинившимся в чем-то великовозрастным дитятей.

Стоять так ему скоро надоело, и он прошел в конец коридора, выглянул в торцевое окно. Внизу был двор, стояли служебные машины. Справа от окна находилась лестничная площадка, а слева была приоткрытая дверь, и кто-то там, за дверью, нервно с кем-то спорил.

- Мы же договорились...

- Не тохопись. Сейчас отпхавлю подозхеваемого в СИЗО и схазу поедем.

Мурзин подался к двери, прислушался. В следственный изолятор? Кого?

- Это же сколько провозишься? В другой раз не можешь?

- Не могу. Он далеко живет, когда надо, не дозовешься. Да и свехху звонили, пхосили постхоже. Убийство же. Лучшая меха пхесечения - содехжание под стхажей.

Интуиция в арсенале средств самозащиты Мурзина была не на последнем месте, и теперь она подтолкнула его к лестнице еще до того, как он обдумал свое положение. Лишь оказавшись во дворе, понял, что поступил правильно. Нельзя ему в СИЗО. Не мог он задерживаться не то что на дни, а и на часы.

Уже на полпути к железнодорожной станции он вдруг вспомнил фразу, оброненную следователем: "Сверху звонили, просили построже". Кто звонил? Зачем строгость? Даже если подозревают, разве недостаточно подписки о невыезде? Нет, тут что-то другое...

Теперь, обнаружив, что подозреваемый исчез, следователь, несомненно, решит: раз сбежал, значит, виноват. И непременно попытается задержать его. Где? Естественно, на железнодорожной станции. И найдет, пройдя по вагонам электрички. Можно бы уехать не на первой, а подождать до вечера, до ночи. Но не было у Мурзина времени - ждать. И он свернул в переулок, сделал крюк по улицам и вышел на шоссе, ведущее к Москве.

План созрел на ходу: дойти до бензоколонки, где всегда много машин, сговориться с каким-нибудь частником и таким образом добраться до Москвы. Сейчас это было можно, сейчас вид его не вызывал подозрений. Вот если бы он хоть день просидел в СИЗО, его, небритого, помятого, со специфическим казенным запахом, ни один частник не взял бы...

Увы, бензоколонка оказалась пустой: не было бензина, не было и машин. Мурзин вышел на шоссе, поднял руку. Легковушки проносились мимо, не останавляваясь. Грабежи на дорогах отучили водителей подбирать страждущих.

Из-за леса докатилось ворчание грома, и Мурзин всерьез обеспокоился. Попасть под дождь было бы катастрофой: кто возьмет мокрого? Надо было возвращаться на станцию.

Он стоял на дороге, растерянно оглядываясь, и тут неподалеку от него остановился синий "Москвич". Рядом с шофером, молодым парнем в темных очках, сидел грузный лысый пассажир, обмахивался соломенной шляпой.

- Возьми, шеф? - просительно крикнул Мурзин, подбегая к машине.

- Куда надо?

- Вообще-то в Москву.

- Полста тыщ.

- О, пожалуйста.

Это было очень даже недорого, и в первый момент Мурзин обрадовался. А уже через минуту, когда "Москвич", огибая попутки, полетел по шоссе, забеспокоился. Привычно принялся анализировать: откуда чувство тревоги? Решил, что это, вероятно, из-за опасения постов ГАИ, где за лихачество могут остановить и куда, возможно, сообщены приметы сбежавшего из-под стражи подозреваемого в убийстве.

Лысый пассажир чиркнул зажигалкой.

- Курите? - спросил он, изогнувшись на сиденье, протягивая через плечо пачку.

Мурзин взял сигарету, наклонился к огоньку зажигалки. Пламя было острое, длинное, красноватое. И это было последнее, что он запомнил...

10

Солнце заходило, и на это стоило посмотреть. Обычно его движение не улавливается глазом, а тут оно зримо скатывалось к горизонту, пока совсем не растворилось в ослепительно вспыхнувшей дымке, затянувшей оставленные позади бесконечные российские просторы.