Владимир Рыбин - Золотой капкан

- Ну, чего заткнулись? Давай ты, Красавчик, пой, как вертухая спасали.

- Это все Мухомор! - взвился Красюк.

- Ему одному этого борова не дотащить.

- Дурак ты, Юрка, - сказал Сизов. - Чего оправдываешься? - И, всем телом повернулся к старшому, произнес с выражением, растягивая слова: - Мы че-ло-века спасали.

- Дракона!

- Человека. Раненого. Если тебя медведь в тайге задерет, мы и тебя вынесем, чего бы это нам ни стоило.

Такой оборот озадачил Хопра, и он некоторое время молчал, думал. Наконец спросил:

- А если мент?

- Что - мент?

- Если мент подстрелит. На деле. На хазу меня потащишь или сдашь?

- Раненому нужен врач, а не мент.

Объяснение, похоже, удовлетворило Хопра, и он переменил тему.

- Откуда ты такой добренький?

- Из леса, вестимо, - усмехнулся Сизов.

- Из какого леса?

- Который вокруг.

- Лесник, что ли? - заинтересованно спросил Хопер.

- Геолог. Полжизни по этим лесам шастал.

- Золото искал?

Сообразив, что этот бородач может сказать что-то интересное, Хопер ткнул кулаком в бок сидевшего рядом шестерку.

- Хиляй отседа.

И приглашающе показал рукой на освободившееся место.

- Почему золото? Тут всего много, - ответил Сизов, не пошевелившись.

- А чего еще?

- Железо, медь, олово...

Зэки, сидевшие рядом и заинтересованно слушавшие перепалку, захохотали.

- Зря смеетесь, - серьезно сказал Сизов. - Земли тут богатейшие. Воровская власть не всегда будет. И тогда на этом самом месте, - он обвел рукой вокруг себя, - город встанет. Магазины, школы, детские сады...

- И пожарная вышка будет? - засмеялся кто-то в темноте барака.

- Конечно.

- И трамвай?

- Тоже будет.

- А тюрьма?

- Будет...

Опять дружно заржали вокруг. Сказанное воспринималось как сказка, но она, похоже, всем нравилась.

- Складно поешь, - сказал Хопер. - Только треп все это. Тайга она и есть тайга, сегодня, и завтра, и во веки веков.

- Не треп. Мне здесь каждая сопка - сестра родная.

- Ага. А каждый вертухай, значит, - братец родимый? Это мы уже знаем.

И опять смех. Разный. Раздраженно-злой и добродушно - умильный. Хопер недобро ухмылялся. Длинный парень, которого так и звали - Паря, ржал открыто и громко, как застоявшийся жеребец. Коротконогий увалень с бычьей шеей и типичной бандитской, перекошенной шрамом мордой смеялся высокомерными короткими "хе-хе" и смотрел так, словно хотел сказать: "Не выпендривайся, все мы тут одинаковые, никому не нужные, забытые Богом и человеком сволочи". Обычный русоволосый мужик, по кличке Рыжий, потому что любимым его словечком, которое он с особым смаком повторял к делу и без дела, было - "рыжевье", сказал:

- Ври, да не завирайся. Вот лес вырубим, и будут здесь одни пни...

- Как бы не так! - перебил его Сизов. - Когда железо и уголь рядом лежат, знаешь, что бывает?

- Знаю. Тогда пригоняют нас, зэков.

- Вы тут - птицы перелетные. Потюкали, поклевали и в сторону.

- А ты? - спросил Хопер.

- Я? - Сизов судорожно вздохнул, словно собирался выпалить что-то важное, но остыл и сказал загадочное: - У меня тут свои интересы.

- У всех свои...

- Да он же выпендривается, сука!

Рыжий вскинулся медведем, черный, набычившийся, с опущенными до колен руками, надвинулся на Сизова. Но тут ему в грудь ударилось жестяное ведро. От неожиданности он схватил его обеими руками, прижал к животу.

- Сходи поостынь, - сказал Хопер. - Заодно воды принесешь.

- Я?! - свирепо выкрикнул Рыжий.

- Ты, ты, - ласково, как маленькому, сказал Хопер и повел взглядом, словно приглашая собравшихся поддержать его.

Зэки открыто ухмылялись, каждый считал справедливым такое решение, поскольку оно относилось не к нему, а к другому. Речка текла за стеной барака, но здесь она была грязная, взбаламученная, и за чистой водой идти не близко.

Рыжий вышел, хлопнув дверью. Был вечер. Закатное солнце полыхало на склонах сопок, а небо над ними было все такое же, бледно-лиловое, холодное.

Он шагал по берегу и озлобленно пинал все, что попадалось под ноги. У коряжины, выбеленной дождями, судорожно вскинувшей тонкие, как руки дистрофиков, сучья, навстречу ему вывернулась черная собачонка вольных, живших неподалеку в таком же, как у зэков, бараке. Собачонка визгливо залаяла, и Рыжий поднял ногу, чтобы поддеть ее, пинком отбросить в речку. Но вдруг передумал, опустил ногу, сказал примирительно:

- Живи покедова.

И пнул камень, лежавший у воды. Удар пришелся косо. Камень крутанулся, цокнулся о другой, лежавший рядом, раскололся на две половинки, меньшая часть отлетела на середину речки, а большая тяжело упала в воду возле берега. Рыжий выругался, попрыгал на одной ноге. Удар был таким, словно он, не рассчитав, пнул глыбину величиной с голову.