Евгений Константинов - Рисунки Виктора Кармазова

— Она и вправду не шутит, Шурик, — зашептала Коротышка быстро-быстро. — Ты не знаешь, даже не подозреваешь, какая она. Она может все сделать, все-все. Она меня поработила, и я вырваться не могу — все ее приказы исполняю. Она меня заставляет себе пятки лизать, и я лижу. И не только пятки. Понимаешь?

— Но почему?

— Ты не понимаешь, — во взгляде девушки проскользнула жалость. — Она госпожа — я ее рабыня. И ты раб.

— С какой стати? — возмутился он. — Я принесу складень, она вернет фотографии и негативы. И все! Раз она такая, я больше знать ее не хочу…

— Нет, зайчик, — Катя таинственно улыбнулась. — Никуда ты от нее не денешься. И я тоже никуда не денусь.

— Погоди, Коротышка, тебе нравится быть у нее в подчинении, да?

— Нравится — не то слово, зайчик, — она провела пальцами Шурику по щеке. — Тебе ведь тоже понравилось тогда в кресле? Признайся…

Шурик смутился. Он не мог выразить словами, что чувствовал тогда ночью у Ирины в комнате, но, по большому счету, ему действительно было щемяще приятно находиться в полной власти дачницы. Вот только знать об этом никто, кроме них троих, да разве еще Андрея, права не имел. Ни в коем случае не имел.

— Что, зайчик, права я?

— Не называй меня зайчиком! — встрепенулся Шурик.

— Почему? — Катя сделала наивно-удивленное лицо. — Зайчиком называют того, кого вздрючили. А ты разве не вздрюченный?

Шурик отшатнулся от партнерши, словно ему влепили пощечину.

— Дура! — он хотел ее оттолкнуть, но Катя вцепилась ему в рубашку.

— Да, я дура, хотя и ты не умней. Но это все ерунда по сравнению с тем, что мы оба ее рабы. Понял, зайчик?

— Да пошла ты! — он стиснул пальцы девушки и начал их выворачивать, чтобы отцепить от себя, отбросить. Катя сопротивлялась, молча, кусая нижнюю губу, потом, охнув, сдалась.

Уже отталкивая девушку, Шурик вдруг пожалел, что сделал ей больно. Но когда глянул ей в глаза, увидел в них не боль, а что-то совсем иное. В первый раз он посмотрел в глаза Кате в кинотеатре, потом — при вспышке спички на первом с ней свидании, потом глядел во время оргии дома у Ирины. Каждый раз она смотрела одинаково — вопрошающе-азартно, мол, „как вы, молодой человек, себя поведете, если я поступлю так-то или так-то?“ Теперь смотрела обреченно, мол, „ты уже все испортил, и даже чудо вряд ли поможет“.

— Верни складень, зайчик, — сказала Катя.

Шурику захотелось ей нагрубить, но вдруг он увидел тот самый предмет, о котором говорила девушка, и слова застряли у него в горле. Складень с зеленым голубком на центральной части словно плыл над кучей голов в чьей-то поднятой руке. Шурик догадался, что складень специально кому-то показывают, и, проследив направление, наткнулся на физиономию Адмирала.

В это время музыка закончилась, толпа слегка рассосалась, и рядом с Адмиралом Шурик увидел Ирину. Адмирал что-то шептал ей на ухо, но было ясно, что Ирине это совсем не интересно. Складень приближался именно к ней, и нес ее тот самый парень с татуировкой на шее, что напал на него у кинотеатра.

Шурик сжал кулаки. Он понимал, что один вряд ли справится с Саней Петляевым. Но не зря же рядом были друзья. Адмирал сразу поймет, что к чему, позовет на помощь Митлза, Монаха. Вместе они одолеют не только Петлю, но и его корефанов.

Он почувствовал, как сильно забилось сердце. Не так уж часто Шурик дрался — предпочитал уступить в споре, никогда не пускал в ход кулаки первым. Сейчас ему было плевать на все. Он приготовился напасть неожиданно, сзади, и бить, бить, бить!

Но не он начал драку на Истринской танцплощадке. С криком: „Получай, сука московская!“ из расступившейся толпы выскочила взлохмаченная девка с выставленными вперед когтями и набросилась на Ирину. Не сумев царапнуть по лицу, девка ухватила ее одной рукой за ворот кофточки, другой за волосы и рывками начала нагибать голову вниз, к полу, продолжая кричать:

— Сука! Сука! Сука!

Ирина завизжала по-кошачьи, схватила Ольгу Греческий профиль сначала за руки, потом тоже за волосы и принялась таскать соперницу из стороны в сторону, одновременно пытаясь достать до ее живота ногами. Толпа радостно загудела и образовала свободный пятачок вокруг сцепившихся фурий.

— Оторви ей голову! Молодец, Греция! Не будет парней отбивать! Под дых ей, под дых! — посыпались подбадривающие крики.

Никто не собирался вмешиваться и разнимать их, пока не появился здоровенный детина с красной повязкой дружинника на рукаве и, рявкнув „Прекратить безобразие!“ схватил и разъединил визжащих девок.