— А вы нас оставите одних? — встревоженно спросила Светлана.
Ремезов замялся:
— В идеале, конечно, мне бы нужно остаться…
— Оставайтесь, мы вас положим спать на диване.
Ремезов покосился на предлагаемый диван, который показался ему коротковатым. Но делать было нечего.
— Вы же, наверное, не ужинали, — опять спохватилась Светлана.
— Да я как-то… — смутился Ремезов.
— Не ломайтесь, — немедленно отрезала она, безо всякого перехода превращаясь из озабоченной женщины в привычную бойкую на язык стервочку, — чай, не барышня на выданье. Пойдемте, я вас покормлю.
Ремезов поднялся и безропотно поплелся за ней на кухню.
* * *
Пока он управлялся с незамысловатым ужином — картофельным пюре и парой сосисок, Светлана сидела за кухонным столом напротив и курила, держа в руках стеклянную пепельницу. Ремезов неторопливо пережевывал резиновые сосиски производства местного мясокомбината и невольно косился на ее ноги. Закинутые одна на другую, они были открыты для обозрения, по крайней мере, на девяносто пять процентов благодаря своеобразному наряду, который не поддавался конкретному определению: то ли чрезвычайно короткое платье, то ли удлиненный свитер. Периодически Светлана меняла положение ног, и тогда на коленке, оказывавшейся сверху, на какое-то время сохранялось розовое пятно, действующее на Ремезова, как красная тряпка на быка.
— Черт, а кетчуп! — воскликнула она.
— Спасибо, уже не надо, — поблагодарил он, отодвигая пустую тарелку.
Она не стала мучаться угрызениями совести: ну забыла и забыла.
— Чай или кофе?
— Пожалуй, чай.
Она налила чаю ему и кофе себе. Чай, по крайней мере, был горячим и душистым, с необычным привкусом.
— Чабрец, — пояснила она, — правда, неплохо?
Он кивнул. Слава Богу, не какое-нибудь дьявольское зелье — уже хорошо. С нее станет собирать магические травы на заброшенном кладбище в полнолуние или летать на метле!
— Расскажите-ка мне лучше о колечке, которое стоит десять тысяч баксов, — попросил он, вдыхая дурманящий аромат чая.
Она так глубоко затянулась, что даже закашлялась.
— Все, нетути колечка, как выяснилось. А между прочим, это была последняя фамильная вещичка. В общем, потомки пошли по стопам пращуров, профукали единственный раритет.
— То есть? — уточнил Ремезов.
— Представьте себе, что мы с Ольгой последние рахитичные побеги на кряжистом древе захудалого дворянского рода, — пояснила она без особого энтузиазма. — Настолько захудалого, что наши предки еще задолго до революции влачили жалкое существование. Так что в годы оные у комиссаров интереса не вызывали, благодаря чему и уцелели. А все потому, что наш прапрадедушка когда-то проигрался в карты и спустил все подчистую, кстати, и это самое колечко, по семейным преданиям, чуть ли не подарок Екатерины. Так вот, колечко он все-таки потом отыграл, и оно осталось в семье. Вернее, оставалось до недавних пор.
— Как оно выглядело?
— Честно говоря, я небольшой специалист по ювелирной части. В общем, большой изумруд, несколько бриллиантов, а главное — старинная работа.
— Как я понял, был еще медальон?
— Да, но он представлял меньшую ценность, потому что был изготовлен позже, к кольцу… Но в нем тоже был изумруд.
Они помолчали. Ремезов маленькими глотками пил все еще горячий чай, Светлана задумчиво курила.
— Вы думаете, у нас есть шанс? — спросила она.
— В смысле?
— Найти Катьку.
Черт подери, что он мог сказать, что он мог пообещать, когда нужно было действовать, а он вместо этого пил чай и рассматривал женские коленки?
— Слушайте, Светлана, сейчас я уйду…
Она вскинула на него встревоженные глаза.
— Вызову к вам своего сотрудника — он подъедет минут через пятнадцать — и уйду, а вы пока действуйте по моей инструкции. Главное, если он позвонит, требуйте, чтобы он дал вам возможность поговорить с племянницей, а до тех пор ни на что не соглашайтесь. Я уверен, у вас все получится, а я скоро вернусь. Да, сотрудника, который к вам скоро пожалует, зовут Леонид Петрович Шестопалов.
Шестопалов, которому он позвонил домой, был жутко недоволен, ворчал и ругался, но Ремезов не сомневался, что появится тот быстро, на него всегда можно было положиться. За это замечательное качество Леонида Ремезов без колебаний прощал ему все остальное: лень, неорганизованность, патологическую сонливость.
Светлана, провожая его до дверей, вручила ему ключ:
— Держите. Зайдете потихоньку, чтобы Ольгу не разбудить, хотя вряд ли она заснет. Я вам постелю на диване.
Читать дальше