Чингиз Абдуллаев - Суд неправых

— Это полный бред, — быстро произнес банкир, — и не нужно его повторять в моем кабинете. У масонов свои задачи, у клуба свои. И никто никогда не смешивает эти два понятия.

— Уже смешали, — слегка усмехнулся Дронго, — иначе я не сидел бы в вашем кабинете. Теперь я представляю в обших чертах возможные трения между членами клуба и потенциальными сторонниками масонов. Есть такая русская поговорка — «Нашла коса на камень».

— Я вас не совсем понимаю, — нахмурился Штельмахер, — вы хотите сказать, что могут существовать противоречия между нашим клубом и какой-нибудь закрытой ложей?

— Не так, — возразил Дронго, — я хочу сказать, что существуют более чем определенные разногласия между вашей ложей и клубом, членом которого вы являетесь, — он подчеркнул слово «вашей».

— Я не говорил вам, что являюсь членом какой-либо ложи, — быстро проговорил банкир, — я лишь высказал свое мнение об этих организациях.

— Список из семи человек, — продолжил Дронго, — в который входят самые известные политики и финансисты Европы. А ведь вас было на встрече более ста человек. Значит, в клубе тоже понимают, какую потенциальную угрозу может нести ваша масонская ложа?

— Не нужно так говорить, — попросил Штельмахер, — повторяю. Это разные организации, разные задачи, разные цели. У клуба глобальные интересы по всему миру, тогда как некоторые закрытые организации имеют свои локальные задачи и цели.

— В которые входит немедленное устранение ваших коллег в случае их обнаружения, — заметил Дронго.

Банкир недовольно покачал головой и встал с кресла.

— Мы никогда не договоримся, господин эксперт. Давайте закончим нашу беседу. Вы информировали меня, я вас выслушал и даже переговорил с вами. По-моему, мы должны поставить на этом точку.

— Точку может поставить следующий выстрел, — невозмутимо произнес гость, — и на этот раз будут стрелять именно в вас, герр Штельмахер.

Банкир судорожно вздохнул, провел рукой по лицу и снова уселся в кресло.

— Что вы хотите? — почти жалобно спросил он. — Или вы не понимаете, что есть принципиальные вещи, о которых я не могу с вами разговаривать. Если вы начнете сейчас расспрашивать меня о подробностях платежного баланса нашего банка, то должны понимать, что я вам никогда не отвечу. И не потому, что не хочу. А потому, что не могу. Просто не имею права.

— Сделаем иначе, — предложил Дронго, — я отлично понимаю сложность вашего положения. Поэтому давайте буду говорить я, а вы станете либо подтверждать мои версии, либо их опровергать, ничего не рассказывая «о платежном балансе» вашей ложи.

— Давайте попытаемся, — согласился банкир.

— Вы родились в семье крупного западногерманского банкира, — начал Дронго. — Ваш отец на момент вашего рождения уже был главой банка?

— Какое это имеет отношение к нашей беседе? — изумился Штельмахер. — При чем тут мой отец? Он давно уже умер.

— Вы родились в очень богатой семье, — невозмутимо продолжал Дронго, — и с детства шли достаточно уверенно по жизни, так как вам было гораздо легче, чем вашим сверстникам.

— Возможно. Но в этом я виноват меньше всего. Меня угораздило родиться в обеспеченной семье, — не без иронии заметил банкир.

— Верно. И я внимательно изучил вашу биографию, герр Штельмахер, очень внимательно. И обратил внимание, что в молодости ваш отец дружил с отцом Доменика Стросс-Кана, который тоже был вашим большим другом.

— Все правильно. Мы знакомы с детства. И наши отцы дружили. Только не понимаю, какое все это имеет отношение к нашему вопросу? — быстро и нервно спросил банкир. По тому, как он спрашивал и явно нервничал, покрываясь красными пятнами, было понятно, что он отдает себе отчет, почему гость начал именно с его биографии.

— Вы тесно сотрудничали с господином Стросс-Каном, когда он работал на высоких правительственных постах во Франции, и вы были одним из тех, кто поддержал его во время поисков подходящего кандидата на должность директора-распорядителя Международного валютного фонда. Все правильно?

— Абсолютно, — кивнул банкир, — и хочу вам сказать, что до сих пор не жалею о своей поддержке господина Доменика. Он был выдающийся финансист и политик. Если бы не эта грязная провокация в нью-йоркском отеле, он был бы сейчас президентом Франции.

— Не сомневаюсь, — кивнул Дронго, — с одной лишь поправкой. Его кандидатура не была утверждена членами Бильдербергского клуба.

— Откуда вы знаете? — дернулся банкир. — Почему вы так уверены в этом?