Линкольн Чайлд - Две могилы

Д’Агоста выдержал паузу, собираясь с духом, перед тем как сказать главное:

— Что же не так с этим делом?

Это был риторический вопрос, и никто не вызвался ответить на него.

— Неужели этот парень настолько глуп?

Он опять замолчал, и его слова повисли в воздухе.

— Посмотрите на запись. Может быть, он действительно такой идиот, каким кажется? Я хочу сказать, что он мог бы загримироваться, изменить внешность, избежать контакта хотя бы с частью камер наблюдения. Он не должен был целых пять минут стоять в холле, словно дожидаясь, пока все разглядят и запомнят его, а камеры запишут видеоролик с четырех ракурсов. Убийца не пытался проскользнуть незамеченным. Нам необходим психолог, чтобы понять, почему он так старался попасться всем на глаза, каковы мотивы его действий, что означает надпись на теле убитой, зачем он отрезал себе мочку уха и оставил ее на месте преступления. Возможно, парень просто сошел с ума и хочет, чтобы его быстрее поймали. Но мне кажется, он знает, что делает. И никакой он не псих. Поэтому давайте не будем считать, что преступник уже у нас в руках, несмотря на все полученные результаты.

Наступила тишина. Д’Агосту настораживала и еще одна вещь, но лейтенант решил пока не упоминать о ней. Это могло прозвучать немного странно, и он не знал, как правильно сформулировать свои подозрения. Выбор времени нападения. Камера зафиксировала этот момент. Сначала преступник задержался внизу в холле, а затем ждал в коридоре, когда женщина откроет дверь, чтобы взять газету. Очень точный выбор времени.

Что это — просто совпадение?

Киоко Ишимура медленно двигалась вдоль коридора, подметая лакированный пол своим всегдашним конопляным веником. Пол был безупречно чист, но мисс Ишимура за долгие годы привыкла наводить здесь порядок через день, независимо от обстоятельств. В квартире, а точнее, в трех квартирах, перестроенных хозяином в одну, стояла вязкая, затаившаяся тишина. Шум машин с Семьдесят второй улицы не добирался до пятого этажа сквозь толстые каменные стены.

Оставив веник в комнате для прислуги, Киоко взяла фетровую тряпочку, сделала несколько шагов и зашла в небольшую комнату с персидскими коврами на полу и старинным лепным потолком. В книжном шкафу из красного дерева с витражными стеклами хранились иллюстрированные великолепными миниатюрами старинные рукописи и инкунабулы [26] Инкунабула — книга, относящаяся к начальной поре книгопечатания (до 1501 г.), внешне похожая на рукописную. . Мисс Ишимура протерла сначала шкаф, затем стекло, а потом — другой тряпкой — сами тома, тщательно проводя по ребристым корешкам и золоченым буквам обложки. Книги тоже не нуждались в чистке, но она все равно протерла их. Не только в силу привычки: когда мисс Ишимура была чем-то обеспокоена, она всегда находила утешение в работе.

Хозяин квартиры неожиданно, без предупреждения вернулся четыре дня назад и с тех пор вел себя очень странно. Его и прежде трудно было назвать заурядным человеком, но теперь его поведение откровенно пугало. Все это время он не выходил из своей огромной квартиры, оставаясь в шелковой пижаме и английском халате; часами молча и неподвижно сидел в гостиной, уставившись на отделанный мрамором водопад, или в японском садике. Он перестал читать газеты, не отвечал на телефонные звонки и ни с кем не общался, даже с нею.

И он ничего не ел, совсем ничего. Мисс Ишимура пыталась соблазнить его любимыми блюдами — мозуку и шиокара [27] Мозуку — окинавское название водоросли лиму-моуи, обладающей высокими питательными и оздоровительными свойствами. Шиокара — традиционное блюдо японской кухни, состоящее из маленьких кусочков мяса в соусе. , но они остались нетронутыми. Еще сильнее беспокоило то, что он начал принимать какие-то таблетки. Она тайком подсмотрела этикетки на флаконах — дилаудид и леводроморан, разузнала о них в Интернете и ужаснулась. Это были сильные наркотики, и он принимал их во все больших дозах.

Сначала Киоко решила, что хозяин пережил глубокое, почти невыносимое горе. Но с каждым днем он все больше угасал физически: стал таким слабым, что едва не падал в обморок, кожа посерела, щеки ввалились, глаза сделались темными и пустыми. Он по-прежнему пребывал в полном молчании и апатии, и она поняла, что это не просто скорбь, а полное отсутствие интереса к жизни. Словно некое ужасное потрясение выжгло в нем все чувства и эмоции, опустошило его, оставив лишь сухую, покрытую пеплом оболочку.