Линкольн Чайлд - Две могилы

— Доктор, — мягко произнесла Констанс. — Джон. Я тронута… честное слово, глубоко тронута. Ваша вера значит для меня больше, чем можно выразить словами. Но дело в том, что я никогда не смогу ответить на те чувства, которые вы ко мне испытываете. Потому что мое сердце принадлежит другому.

Фелдер сидел, не поднимая глаз. Слова Констанс звучали все тише, а последняя фраза и вовсе была едва слышна.

Мыслями он вернулся к той встрече в библиотеке «Маунт-Мёрси», когда она впервые рассказала о локоне своих волос. Констанс тогда дала понять, что обнаружение этого локона означало бы нечто большее, чем просто подтверждение правдивости ее слов, и он воспринял это как испытание, возможность доказать глубину своих чувств, стереть память о прежних неверных шагах и ошибочных выводах. Но теперь Фелдер понял, что все это он сам вообразил себе, а она не имела в виду ничего подобного. Он просто вложил свой смысл, свои надежды в ее слова — предлагающие всего лишь убедиться в том, что она сказала правду о своем возрасте. И лишь потому, что он сам настаивал.

Фелдер почувствовал, как Констанс коснулась его ладони, и поднял глаза. Она улыбнулась ему. Но это была ее обычная, спокойная и благожелательная, немного отстраненная улыбка.

— Я не могу ответить на ваши чувства, доктор, — сказала она, слегка сжав его руку. — Но кое-что я все же могу для вас сделать. Поведать вам свою историю. Я еще никогда и никому ее не рассказывала, во всяком случае, не рассказывала от начала до конца.

Фелдер растерянно заморгал, не сразу вникнув в смысл ее слов.

— И боюсь, — продолжила она, — что все это должно остаться между нами. Вам интересно?

— Интересно? — переспросил Фелдер. — Бог мой, да конечно же!

— Хорошо. Тогда можете расценивать это как мой подарок вам. — Констанс на мгновение замолчала. — В конце концов, сегодня ведь канун Рождества.

Они тихо сидели, скрытые причудливыми тенями. Констанс через плечо Фелдера смотрела на неф часовни. Два конверта, старый и новый, лежали на скамье между ними.

— Я родилась в доме шестнадцать по Уотер-стрит в Нью-Йорке, — начала Констанс, — в семидесятых годах девятнадцатого столетия. Скорее всего, это случилось летом тысяча восемьсот семьдесят третьего года. Когда мне исполнилось пять лет, мои родители умерли от туберкулеза. В тысяча восемьсот семьдесят восьмом году мою старшую сестру Мэри отправили в сиротский приют в Файв-Пойнтс [133] Файв-Пойнтс (Пять Углов) — район в Нижнем Манхэттене, где пересекались сразу пять улиц: Энтони, Оранж, Малберри, Кросс и Литл-Уотер. В конце XIX — начале XX века считался главным криминальным центром Нью-Йорка. , где она в конце концов и погибла. В тысяча восемьсот восьмидесятом году умер мой брат Джозеф. Но все это вы уже знаете. Чего вы не можете знать — это то, что Мэри стала жертвой врача, практиковавшего в приюте, талантливого хирурга по имени Енох Ленг. Доктор Ленг был одержим идеей увеличить продолжительность своей жизни далеко за пределы, отпущенные обычному человеку. Прежде чем вы начнете осуждать его, хочу объяснить, что он старался продлить жизнь вовсе не из эгоистических соображений. Он проводил исследования, для завершения которых требовалось больше времени, чем он мог бы прожить.

— Что это за исследования? — спросил Фелдер.

— Эти подробности сейчас не имеют значения, — помолчав, произнесла Констанс. — Мы подошли к первому из ряда невероятных событий в моей истории. Идеи доктора Ленга были неординарны, как и его понимание врачебной этики. После ряда опытов он поверил в возможность создания препарата — эликсира, существенно продлевающего жизнь. Одним из его компонентов была живая человеческая плоть, взятая из молодого, здорового организма.

— О господи! — пробормотал Фелдер.

— Работая в сиротском приюте в районе Файв-Пойнтс, приобретшем впоследствии печальную славу нью-йоркских трущоб, доктор Ленг не имел недостатка в сырье. Моя сестра оказалась одной из его жертв — ее труп вместе с десятками других обнаружили три года назад в братской могиле в Нижнем Манхэттене.

Фелдер припомнил статью об этой находке, случайно попавшуюся ему на глаза в Публичной библиотеке. Ее написал для «Нью-Йорк таймс» тот самый репортер Смитбек, которого позже убили. Стало быть, эта Мэри Грин была сестрой Констанс.

— Боюсь, что от руки доктора Ленга погибло очень много людей. Так или иначе, но в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году он получил необходимый ему эликсир.