Линкольн Чайлд - Две могилы

Он спустился до конца лестницы и остановился. Здесь было холодно и сыро, только висящая над верхней ступенькой лампочка освещала ему дорогу, да еще с левой стороны, из-за двери в конце узкого коридора, пробивался слабый мерцающий свет.

Вот и конец. Фелдер каждую секунду ожидал рокового удара дубиной по голове, ослепительной вспышки боли, раскалывающей череп, и погружения в темноту. Но Дакчак всего лишь снова подтолкнул его в спину.

Они прошли по коридору, потом за дверь. Уголком глаза Фелдер заметил высокие свечи с колеблющимся пламенем, украшенный причудливыми узорами полотняный занавес и маленькие каменные статуэтки на постаментах, расставленных полукругом. Логово Дакчака.

За ним была еще одна дверь. От одного взгляда на нее Фелдер тяжело задышал, а из глаз потекли слезы.

— Умоляю вас, — пробормотал он. — Пожалуйста, умоляю вас.

Они добрались до конца коридора. Дакчак молча кивнул на дверь. Фелдер протянул дрожащую руку, ноги отказывались держать его. Только с третьей попытки он как следует ухватился за ручку и повернул ее.

Дверь отворилась в полную темноту. Далекие огоньки свечей выхватывали из мрака смутные очертания предметов: корзины с яблоками, ящики с гниющей репой и морковью, стеллажи с выстроенными в несколько рядов банками, многие из которых давно треснули и все содержимое пролилось на нижние полки или свисало замерзшими сосульками.

Тот самый подвал.

Фелдер начал громко всхлипывать. Казалось, что это плачет кто-то другой, а не он. Дакчак снова подтолкнул его, но на этот раз доктор не смог — или не пожелал — сдвинуться с места. Его рука инстинктивно потянулась в карман к старому конверту.

— Констанс, — пробормотал он.

В этот момент смертельной опасности Фелдер вдруг понял — хотя, вероятно, должен был догадаться гораздо раньше, — что он безнадежно влюблен в эту женщину. Возможно, он и прежде все понимал, но запрещал себе даже думать об этом. Все, что он сделал, он сделал ради нее. И вот все кончено. Она даже не узнает, что он отыскал ее локон. Как не узнает и о том, какую цену ему пришлось за это заплатить.

Дакчак еще раз толкнул его. И опять Фелдер остался на месте, не в силах сделать и шага.

Дубинка со страшной силой опустилась на плечо доктора, он вскрикнул и пошатнулся. Следующий удар пришелся по ногам, и Фелдер упал, ударившись головой о глиняный пол.

Вот и все.

Внезапно страх отступил, и Фелдер готов был поклясться, что это произошло из-за осознания чувства к Констанс. На место страха пришло удивление… и гнев. Он не мог поверить, что уйдет из жизни именно так, что последним, на что упадет его взгляд, будет этот грязный пол, огромные, как бревна, ноги Дакчака и ногти на этих ногах, черные и обломанные. Фелдер пришел в бешенство от такой несправедливости. Он всю жизнь творил добро, лечил больных, пытался стать лучше, честнее и добрее… а теперь оказался беспомощной жертвой тупого убийцы?

Рука, все еще сжимавшая конверт, коснулась чего-то твердого и холодного. Скальпель. Пальцы разжались, выпуская скомканный кусок бумаги, и снова сомкнулись на стальной рукоятке. Внезапно Фелдер понял, как он должен поступить.

Резким движением он выдернул руку из кармана, зажал скальпель между большим и средним пальцем, а указательный вытянул вдоль лезвия, как учили в медицинской школе, и со всей силы полоснул по мощному ахиллову сухожилию на ближней ноге Дакчака.

Раздался хлюпающий звук, и сухожилие, словно отпущенная тетива, рванулось вверх и скрылось под икроножной мышцей гиганта. Он тут же повалился на колени, глаза его выкатились из орбит, рот изумленно округлился, и доктор в первый раз услышал голос Дакчака — оглушительный, напоминающий мычание вопль.

Фелдер вскочил на ноги, сжимая в руке окровавленный скальпель. Дакчак еще раз взвыл и попытался схватить его, но доктор увернулся и в то же мгновение яростно махнул лезвием, разрезав ладонь слуги, как спелую дыню.

— Хочешь еще, сукин сын? — закричал Фелдер, сам удивляясь собственной вспышке гнева.

Но Дакчак был полностью захвачен болью. Он катался по земле, держась за лодыжку окровавленной рукой и надрывно воя, словно ребенок.

Почувствовав невероятный прилив сил, доктор развернулся, взобрался по лестнице и прошел через гостиную, сшибая на ходу стулья.

Откуда-то сверху донесся недовольный голос мисс Винтур:

— Ради всего святого, Дакчак! Продолжай веселиться, только не надо так шуметь!

Прихрамывая, но стараясь двигаться как можно быстрее, Фелдер миновал темную кухню. Внизу продолжал выть обезумевший от боли Дакчак, но сюда его вопли долетали уже приглушенными. Повозившись немного с замком, доктор открыл входную дверь. Не обращая внимания на боль в сломанных ребрах и ушибленной ноге, он продрался сквозь окружающие особняк заросли к сторожке, схватил чемодан и ключи, а затем захромал к своему «вольво», сел в машину, включил мотор, вырулил на Сентер-стрит и на полной скорости помчался прочь от этого ужасного особняка.