Стюарт Каминский - Ошибка Либермана

— Ты прав, Отец Мэрфи, — проговорил Либерман. — Ты напортачил. Мы добавим это к списку других твоих провалов и объединим с моими провалами, включая прошлогоднее дело Мидеано, помнишь? Затем мы разделим это на возраст моей внучки и прибавим количество километров до Кэнкаки, и что мы получим?

— Мертвую женщину, — сказал Хэнраган.

— И что мы будем делать?

— Мы найдем преступника, — ответил Хэнраган, в то время как Либерман набирал номер.

— Бесс, это я, — сказал он, когда жена подошла к телефону. — Я буду дома поздно, если вообще буду. Хочешь позвонить Китти и спросить, не придет ли она переночевать у нас?

— У меня здесь большая компания, — сообщила Бесс. — Когда я пришла домой, здесь были Лайза с детьми. Она ушла от Тодда. Она хочет с тобой поговорить.

— Сейчас не очень подходящее время для этого, Бесс, — сказал Либерман.

— Разве бывает удобное время для таких вещей? — грустно заметила она. — Это твоя дочь.

— Дай ей трубку.

— Папа? — проговорила Лайза, которая подошла к телефону через несколько секунд.

— Помнишь, как твоя подруга Мэри уехала из города? — спросил Либерман.

— Моя подруга Мэ… ты имеешь в виду Мириам? Мне было тогда девять или десять. Какое отношение это имеет?..

— Я не знаю, — сказал Либерман. — Просто вспомнилось. Ты хочешь получить совет, которому не последуешь, или хочешь поговорить и чтобы я тебя выслушал?

— Думаю, что хочу поговорить, — ответила Лайза.

— Это может подождать до тех пор, когда я вернусь? Я сижу в квартире, где все перевернуто вверх дном, где жила женщина, которую убили примерно час назад. Я бы хотел схватить убийцу, а уже потом прийти домой и попытаться спасти брак моей дочери.

— Ты не сможешь спасти этот брак, папа, — решительно заявила Лайза.

— Извини — а потом прийти домой и выслушать убедительные объяснения моей дочери, почему она оставляет своего мужа после тринадцати с лишним лет брака.

— В следующую годовщину будет четырнадцать лет.

— Шестого сентября, — сказал Либерман.

— Шестнадцатого мая, папа, — поправила его Лайза, вздохнув. — Мы поженились весной. Ты оплачивал свадьбу. Ты должен помнить. Шестого сентября день рождения Мелиссы.

— Правильно, я помню, — сказал Либерман. — Близость насильственной смерти иногда влияет на мою память.

— Не шути, папа.

— Не буду, — согласился Либерман. — Поговорим, когда приду домой. Не жди меня допоздна. Дети в порядке?

— Нет, — ответила Лайза. — Как они могут быть в порядке?

— Поговорим позже, — пообещал Либерман и повесил трубку. Он посмотрел на Хэнрагана, но напарник не проявил ни малейшего интереса к этому телефонному разговору.

— Лайза ушла от Тодда, — сообщил Либерман.

— Мои сыновья могут разводиться и жениться хоть пять раз, и я ничего не буду об этом знать, — заметил Хэнраган. — Тебе повезло, твои дочь и внуки в том же городе.

— Повезло, — согласился Либерман. — На такси какой компании уехала женщина в одежде Эстральды?

— «Грин энд уайт», — ответил Хэнраган. Он смотрел на то место на полу, где до этого лежало тело Эстральды.

Либерман вынул из кармана пиджака маленькую красную записную книжку и набрал номер.

— Алло, позовите Лео Гедвиласа, — сказал он в трубку. — Лео? Эйб Либерман… Какие пять долларов? Я звоню не по поводу пяти долларов. Я не помню о пяти долларах, которые ты мне должен. В одно из твоих такси сегодня села пассажирка перед домом сорок четыре сорок пять по Лейк-Шор… Это было в… — Либерман посмотрел на Хэнрагана, который не отрывал глаз от пола.

— Двадцать три пятнадцать, — сказал Хэнраган.

— В двадцать три пятнадцать, — повторил Либерман в трубку. — Сейчас он выяснит, — сказал он Хэнрагану.

Хэнраган что-то буркнул и наконец взглянул на на Либермана. Из кухни донесся голос техника: «Не касайтесь этого», на что Уиттен ответил: «Не буду, не буду».

Лео Гедвилас вернулся к телефону через пару минут.

— Эйб? Водитель — кажун [18] Субэтническая группа населения США, потомки франкоязычных канадцев. Фрэнсис Дюпри. Только что разговаривал с ним по радиосвязи. Помнит эту пассажирку. Женщина с рыжими волосами. Сказала только, чтобы он отвез ее на угол Лоуренс и Бродвея. Заплатила, вышла из машины и ушла.

— Спроси, узнает ли он ее, если увидит, — сказал Либерман.

— Уже спросил, — сообщил Гедвилас. — Для чего, ты думаешь, я здесь нахожусь? Говорит, что вряд ли. На ней были шляпа с широкими опущенными полями и темные очки. Одиннадцать ночи. Он думает, что она была под кайфом. Скажу тебе не для протокола, что Фрэнсис Дюпри и сам сейчас под кайфом.