Татьяна Устинова - Сто лет пути

— Итак, — повторил жертвователь, расстегнул замок саквояжа и выставил на стол чашку мейсенского фарфора, как следует завязанную в носовой платок.

…Жалко чашку, подумал Дмитрий Иванович. Очень жалко. Мама так любит этот сервиз, полученный в приданое.

— Я решил, что бриллианты — самое верное дело. — Он принялся неторопливо развязывать узел. — Бумаги ненадежны, золото слишком тяжело. Сумма-то кругленькая выходит, господа!..

Румяный молодой человек засмеялся уютным рассыпчатым смехом.

— С эдакой кубышкой горы можно свернуть, господин Полозков!.. Может быть, у вас особые пожелания есть?

— Какого рода?

— Кто-то из сатрапов особенно вам отвратителен?.. Личные счеты?.. Нет?.. Может быть, кто из таможенников усердствует, обирает? Сейчас самое время сказать.

…Он спрашивает меня, кого бы мне хотелось убить, подумал Шаховской. Они убьют. С эдакой-то кубышкой!..

— Это вы увольте, увольте! Деньги деньгами, а грех на душу брать не стану. Вы уж, пожалуйста, без меня решайте, кто там сатрап, а кто нет!

— На ваше усмотрение, — быстро согласился румяный.

Князь снял платок, слабый огонек керосиновой лампы прыгнул в чашку, переломился, заскакал, засиял сотней ледяных белых искр. Шаховской подвинул чашку на ту сторону стола. Молодой человек даже руки потер от удовольствия и оглянулся на товарищей. Те придвинулись, и Алябьев подошел, задев по пути стул.

Стул сильно громыхнул.

…Ну, вот, кажется, и все. Сейчас придут другие, чтобы убить этих. Теперь только — кто быстрее, проворнее и ловчее умеет убивать.

— А скажите, господин Полозков, вы никогда ни в какой партии не состояли? — Молодой барин осторожно достал из чашки несколько нестерпимо сверкнувших камней, положил на ладонь и рассматривал, причем понятно было, что раньше он никогда не видел таких драгоценностей. — Может, кого-то из идеологов читали?

— Маркса, — с тоской сказал Шаховской, прислушиваясь. Ничего не было слышно. — Про прибавочную стоимость нечто такое, запутанное очень.

— Если пожелаете, можем вам в Канадский Доминион прислать литературу! Немецкой очень много, толково пишут товарищи, по делу! Мы со времен того же Петра Великого, которого вы упомянули, на немцев равняемся, все стремимся догнать их, и никак!.. Нам такой порядок, как у них, никогда не навести, нечего и надеяться! Впрочем, мы своим путем пойдем, и не без вашей помощи!

Бриллианты сверкали и переливались у него на ладони, он все любовался на них, глаз не мог оторвать, и в доме по-прежнему было тихо, а Шаховской ждал шума, грохота, стука сапог, лязга затворов!

— Ну-с, отчеты о потраченных суммах мы станем направлять, куда прикажете, только прежде придется уговориться о шифрах. Сами понимаете, цензура, со всех сторон обложили, как волков травят! — Молодой барин ссыпал камешки в чашку, не удержался и опять зачерпнул, ему хотелось еще немного поиграть и полюбоваться.

Тут в полной тишине стремительно распахнулись высокие двери, полутемная комната как по мановению волшебной палочки наполнилась людьми, которые действовали быстро, умело и страшно.

Сидящие с той стороны стола оглянулись, лица у них сделались растерянными и недоумевающими, но что там подняться! — даже шевельнутся никто не успел. Короткими ударами в лицо и по шее, от которых затрещали кости, их свалили на пол и стали деловито вязать. Румяный барин побледнел, ладонь у него разжалась, из нее посыпались блестящие камни, заскакали по столу, разбрызгивая льдистые лучи. Он втянул голову в плечи, стал закрываться рукой, как ребенок, но удар свалил и его. Под столом он всхлипнул и пополз, но сверху навалились, стали выворачивать ему руки. Шаховской вскочил.

— Ишь ты, кусается, сучонок!

— Смотри, чтоб не нашумел. Вдарь ему еще разок!

Зажегся электрический свет под потолком, сделав комнату, где молча и страшно били и вязали людей, ниже и меньше размером. Человеческое месиво колыхалось по всему помещению. И тихо было, слышалось только тяжелое дыхание, всхлипы и шорохи.

Все это продолжалось, должно быть, меньше минуты. Затем в коридоре зазвучали твердые, уверенные, победительные шаги и в комнату вошел… Столыпин.

Люди в штатском замерли и вытянулись.

— Все здесь, ваше благородие! Взяли.

Министр мельком огляделся, чуть задержал взгляд на Шаховском, как будто установил, что это именно он и с ним все благополучно.

— Благодарю за службу, орлы, — пророкотал министр. — Внизу тоже все, по счету. Ну-с, ведите, и чтоб там без шума!..