Леонид Самофалов - Звездочёт

– Слушай, – заговорил он, поднимая глаза на Буграева, – а не могло быть так: он узнал насчет кражи и подумал, а не из моих ли, дескать, рабочих кто-нибудь это сотворил? Не из той ли бригады, что в общежитии поселилась? Если так, то с Буграевым сейчас лучше не связываться, не перечить. Ты ведь, помню, грозился разогнать его шабашников после того случая у «кафе»…

– Может и такое быть, Егор, – согласился Кузьма Николаевич, – не исключено. И разговор наш серьезный насчет этой новой бригады он помнит. Я ведь когда с бригадой-то пообщался, мне даже не по себе сделалось. Та же шабашня, что и раньше, те же рвачи, но теперь уже действующие вроде бы с соблюдением закона о нетрудовых доходах. Они его хорошо подзубрили, ничего не скажешь. Но я так понял, что помимо формального договора есть у них с Монгушем и другой, на словах, за который руками не ухватишься. Вот и предупредил. Ему это, конечно, не понравилось. А вот сейчас, ты прав, он тот разговор вспомнил. Так что, как говорится, в жизни все бывает…

– Это даже не говорится, а поется. – Егор заулыбался. – Помнишь: «В нашей жизни всякое бывает, налетает с тучами гроза»? И дальше там: «Ветер утихает, тучи уплывают»…

– «И опять синеют небеса», – закончил Кузьма Николаевич, тоже улыбаясь. – Еще бы не помнить! Где наши с тобой молодые годы, старина, а?

– Твои – не знаю, а мои Варюха уворовала. Одним махом. Как вернулся из-под Праги-то, да как пришел на гулянку, да как ее увидел, аж в голове звон, будто по каске прикладом звезданули. Я так себе тогда и сказал: «Ну, друг ты мой, Егорушка, прощай твоя молодость! И если эта дева не твоя, то лучше бы опять в окопы да под танк!»

– Кстати, где она?

– Дома, если пришла. А что?

– Не догадываешься?

– Не-ет. – У Егора лицо начало вытягиваться.

– Леонтину-то переселять пойдем?

– Ну, пойдем.

– И что, вселим да так и оставим? К чему ей одинокая радость? Надо уж по-человечески, с новосельем… Дай-ка телефон, Валентине брякну.

Дождавшись в трубке ответа, спросил:

– Как дела?

– Поди-ко, соскучился? – спросила жена.

– Тоскую, оттого и ночей не сплю. Тебе, чтобы пирог испечь, сколько надо времени?

– Смотря какой. Бывает, полдня. Тебе-то зачем?

– Праздник у нас сегодня.

– Поймал?!

– Кого поймал? Вора, что ли? Это я тебе его завтра в бумажку заверну. А сегодня Леонтину вселяем в общежитский «флигелек», нужна теплая компания. Сырники остались?

– Доели с Митей.

– Сделай еще на… Сейчас скажу. Ты, значит, да я, да Митя, да Леонтина, да Егор с Варей. Сосчитай. Потом в фольгу заверни, чтобы не остыли, в ту, что Аннушка привезла.

– Неужто не знаю?

– Потом зайди за Варей и вместе с нею – в общежитие. Возьмите у коменданта ключи и швабру, а там сами увидите.

– Вдруг за Митей придут?

– Не отдавай. Без детей не новоселье!

– Мне и самой не хочется.

– Тем более… Погоди, тут Егор что-то бормочет, не разберу.

– Пусть Варюха чай прихватит, который душистый, с мятой. У Леонтины вообще может не оказаться.

– Во, правильно, чай ароматный прихватите. До встречки у тихой речки.

– Болтун – находка для шпиона.

Елена Гартушенко-Мильчаковская, взяв с квартирантки все, что по ее мнению причиталось, никак, однако же, не могла поверить в ее переселение. Вышла, увидела соседку на лавочке, принялась ее убеждать: Леонтина, мол, затеяла какую-то провокацию.

Но вечером пришли Буграев с Ганелиным, взяли два чемодана и скатанный матрац – все имущество, нажитое Кушнер за долгую жизнь, понесли к выходу. Елена плюхнулась вдруг на шаткий, верткий и скрипучий стул, неподдельно разрыдалась. И было отчего: уж теперь-то в селе не осталось человека, который согласился бы снять у нее комнату даже на короткое время. Разве шабашник какой влипнет по незнанию, так он, может, и сам еще как обматерит, но самое страшное – сбежит без уплаты.

Кузьма Николаевич нес чемодан и матрац на плече, а Егор сгибался на бок под тяжестью другого чемодана или, как выразилась сама Леонтина Стефановна, баула.

– Вы, небось, гири коллекционируете, – предположил Ганелин, пыхтя. – Не спортивные, конечно, магазинные.

– Книги, – виновато улыбнувшись, ответила женщина, сама неся увязанную стопку книг. – Тяжело, я знаю. А вы отдохните.

– Ничего-о, не переломимся. Книги хоть интересные?

– Для меня – да. Есть и очень старые. Например, первый роман Бернарда Шоу на русском языке. Ему лет девяносто, как нашему Калмыкову.

– А вы не путаете? – усомнился Ганелин. – Этот Шоу, по-моему, не романы, а спектакли писал.