Ю Несбё - Красношейка

Урия отложил вилку и откашлялся. Они сидели у дальнего конца стола: Урия и Хелена друг напротив друга, а мать — во главе стола.

— Все было очень вкусно, фрау Ланг.

На самом деле обед был очень простым. Не настолько простым, чтобы на это обижаться, но и не таким роскошным, чтобы Урия мог считать себя почетным гостем.

— Это все Беатриса, — тут же сказала Хелена. — Она готовит лучший в Австрии шницель по-венски. Вы пробовали его раньше?

— Насколько я помню, только один раз. Но тот был не таким вкусным.

— Schwein, — сказала мать. — Тот, что вы пробовали, был из свинины. Мы едим только телятину. В крайнем случае — индейку.

— Помнится, там вообще не было мяса, — улыбнулся он. — Думаю, большей частью яйцо и хлебные крошки.

Хелена тихо рассмеялась, мать сверкнула на нее глазами.

Несколько раз за обед разговор затухал, но после долгой паузы его начинали снова: причем Урия говорил не меньше, чем мать или Хелена. Когда Хелена приглашала его к обеду, она уже решила, что не будет волноваться о том, что подумает о нем мать. Урия — воспитанный молодой человек, но он был из крестьян, а значит, у него нет той утонченности поведения и манер, которые необходимы в светском обществе. Но она просто решила не думать об этом. Поэтому ее очень удивило то, как естественно и обходительно держал себя Урия.

— Вы, наверное, собираетесь устроиться на работу после войны? — спросила мать, отправляя в рот последний кусочек картошки.

Урия кивнул и стал терпеливо ждать, когда фрау Ланг прожует и задаст свой следующий вопрос.

— Позвольте спросить, на какую же работу вы хотели бы устроиться?

— Почтальоном. Мне, во всяком случае, обещали эту работу до войны.

— Носить письма? Но ведь, кажется, у вас в стране люди живут так далеко друг от друга?

— Это не страшно. Мы живем где можем. Вдоль фьордов, в долинах и других местах, где есть защита от ветров и непогоды. Но и у нас тоже есть города и большие села.

— Вот как? Любопытно. Могу ли я поинтересоваться насчет вашего материального положения?

— Мама! — Хелена посмотрела на мать с упреком.

— Что, милая? — Мать отерла салфеткой рот и подала Беатрисе знак убирать тарелки.

— Ты превращаешь все в какой-то допрос. — Хелена нахмурилась.

— Да. — Мать обаятельно улыбнулась Урии и подняла бокал. — Это и есть допрос.

Урия поднял бокал и улыбнулся в ответ.

— Я понимаю вас, фрау Ланг. Хелена — ваша единственная дочь. И у вас есть полное право — я бы даже сказал: долг — выяснить, подходит ли ей тот человек, которого она выбрала.

Фрау Ланг уже поднесла вино к губам, как вдруг бокал застыл у нее в руке.

— Я не такой уж состоятельный человек, — продолжал Урия. — Но у меня есть желание работать и голова на плечах, так что, думаю, я смогу прокормить себя, Хелену, и не только. Обещаю вам заботиться о ней, как только я смогу, фрау Ланг.

Хелене вдруг захотелось рассмеяться, и однако что-то мешало — какое-то странное напряжение.

— Господи! — воскликнула фрау Ланг и поставила бокал на место. — Не кажется ли вам, молодой человек, что вы заходите слишком далеко?

— Кажется. — Урия сделал большой глоток и посмотрел на бокал. — У вас превосходное вино, фрау Ланг.

Хелена попыталась ударить его ногой под столом, но не смогла дотянуться.

— Но время сейчас странное. И его остается все меньше. — Он отставил от себя стакан, но продолжал смотреть на него. Легкая полуулыбка, игравшая на его лице, теперь пропала. — По вечерам — таким же, как этот — мы с боевыми товарищами часто разговаривали друг с другом. О том, чем будем заниматься в будущем, о том, какой будет новая Норвегия, о наших мечтах и планах. Больших и малых. А несколько часов спустя они лежали на земле мертвые. И будущего у них не было. — Он поднял взгляд и посмотрел фрау Ланг в глаза. — Да, я захожу далеко и, быть может, слишком быстро. Но только потому, что нашел девушку, которую полюбил и которая полюбила меня. Сейчас война, и рассказывать вам о моих планах на будущее — это пускать пыль в глаза. Вся моя жизнь, фрау Ланг, — это один час. И ваша, наверное, тоже.

Хелена посмотрела на мать. Та сидела словно окаменевшая.

— Сегодня я получил письмо из норвежского Полицейского управления. Я свяжусь с лазаретом «Синсен» в Осло для прохождения медицинского освидетельствования. Я уезжаю через три дня. И думаю взять с собой вашу дочь.

Хелена задержала дыхание. Тиканье настенных часов отдавалось эхом. У матери на шее мерцало алмазное ожерелье. Было видно, как она напряжена. Внезапный порыв ветра, залетевший в приоткрытую дверь, колыхнул пламя свеч, и тени прыгнули на серебристые стены. Только тень Беатрисы у входа в кухню, казалось, даже не пошевелилась.