Ю Несбё - Красношейка

— Да, да, — вздохнул Мейрик. — Наша работа — это охота на привидений. Значит, надо попробовать разговорить этого Хохнера. Я созвонюсь с парой… ой.

Райт наконец отыскал выключатель, и комната утонула в ослепительно белом свете.

Хелена стояла в спальне и смотрела на себя в зеркало. Больше всего она бы сейчас хотела, чтобы окно было открыто, чтобы можно было услышать звонкие шаги по дорожке, ведущей к дому. Но мать требовала закрывать окна наглухо. Хелена посмотрела на фотографию отца на туалетном столике перед зеркалом. Ее всегда поражало то, каким он на ней выглядел молодым и невинным.

Она заколола волосы простой заколкой, как всегда. А может, сейчас она должна выглядеть по-другому? Беатриса ушила материно красное муслиновое платье, подогнав под стройную фигуру Хелены. Мать была в этом платье, когда встретилась с отцом. Эти воспоминания казались невероятными, далекими и вместе с тем грустными. Может, потому что теперь, говоря об этом, мать будто рассказывала о двух совсем других людях — двух красивых, любящих людях, которые думали, что знают, что ждет их впереди.

Хелена сняла заколку и мотнула головой так, что каштановые волосы упали на лицо. Зазвонил дверной колокольчик. Послышались шаги Беатрисы в зале. Хелена упала на кровать. В животе сделалось щекотно. Давно с ней такого не было — она снова ощутила себя четырнадцатилетней влюбленной девчонкой! Снизу слышались приглушенные разговоры, пронзительный, в нос, голос матери, звон вешалок — это Беатриса вешает в шкаф его шинель. «Шинель!» — подумала Хелена. Он носит шинель, хотя на улице который день стоит такая жаркая погода, какой раньше никогда не бывало даже в августе.

Она просто лежала и ждала, потом услышала, как мать зовет ее:

— Хелена!

Она поднялась с постели, заколола волосы, посмотрела на руки, еще раз про себя повторила: «У меня вовсе не большие руки, у меня вовсе не большие руки». Потом бросила последний взгляд в зеркало — красавица! — и с дрожащим вздохом вышла из комнаты.

— Хеле…

Голос матери оборвался, как только Хелена появилась на лестнице. Она осторожно шагнула на первую ступеньку, высокие каблуки, без которых она, наверное, бегом слетела бы вниз, делали ее походку шаткой и неуверенной.

— К тебе гость, — сказала мать.

К тебе . При любых других обстоятельствах Хелена бы позволила себе возмутиться этой манерой матери, тем, что она подчеркивает, что не считает этого иностранного солдата гостем всего дома. Но сейчас было время уступок, и Хелена поцеловала мать за то, что та не повела себя хуже и вообще приняла его до того, как Хелена сама торжественно спустилась вниз.

Хелена перевела взгляд на Беатрису. Старая прислуга улыбалась, но в глазах у нее была та же меланхолия, что и у матери. Хелена перевела взгляд на Него. Его глаза сияли, и ей показалось, что она чувствует, как от их тепла вспыхнули ее щеки, она перевела взгляд на загорелую, недавно выбритую шею, воротник с двумя буквами «S» и зеленую униформу, помявшуюся тогда в поезде, но теперь свежевыглаженную. В руке он держал букет роз. Она знала, что Беатриса уже посоветовала поставить их в вазу, но он отказался и сказал, что сначала дождется, пока Хелена спустится и увидит их.

Она сделала еще один шаг. Положила руку на перила. Теперь легче. Она подняла голову и сразу увидела всех троих. И тут же почувствовала, что это лучшая картина, какую она видела в своей жизни. Потому что она знала, что видят они, и будто отражалась в них.

Мать видела, как с лестницы спускается она сама, ее потерянная мечта и молодость; Беатриса видела девочку, которую воспитала, как собственную дочь; а Он видел женщину, которую любил так сильно, что не мог скрыть этого за скандинавской сдержанностью и хорошими манерами.

«Красавица», — прочла Хелена по губам Беатрисы. И подмигнула в ответ. Наконец она спустилась.

— Значит, ты смог найти путь даже в кромешной тьме? — улыбнулась она Урии.

— Да, — ответил он громко и отчетливо, и под высоким каменным потолком послышалось эхо, как в церкви.

Мать говорила резким, порой визжащим голосом, а Беатриса сновала из столовой в кухню и обратно, как добрый дух дома. Хелена не могла оторвать глаз от бриллиантового ожерелья у матери на шее, ее самого дорогого украшения, которое доставалось только по особым случаям.

Против обыкновения, мать оставила дверь в сад приоткрытой. Облака лежали низко-низко — значит, скорее всего, бомбить этой ночью не будут. Из открытой двери тянуло сквозняком, пламя стеариновых свечей мигало, и тени плясали на портретах серьезных мужчин и женщин с фамилией Ланг. Мать охотно рассказывала, кто есть кто, чем кто прославился, из каких семей происходили их супруги. Как показалось Хелене, Урия слушал все это с саркастической ухмылкой, впрочем, в полутьме не разберешь. Мать говорила, во время войны нужно экономить электричество. Конечно, она не распространялась о настоящем финансовом положении семьи и о том, что из четырех прежних слуг осталась одна Беатриса.