Кётаро Нисимура - Остров Южный Камуи

Администратор помнил Синкити Ёсидзаву.

— Как же, тот господин с игрушечной обезьянкой! — воскликнул пожилой низкорослый администратор.

В уголках губ у него играла улыбка — наверное, в связи с тем, что двадцатилетний молодой человек забавляется с игрушечной обезьянкой. Это ему казалось смешным. Саваки вспомнил, что тоже задал себе этот вопрос, когда впервые увидел обезьянку: почему всё-таки юноша так дорожил этой детской игрушкой, что хотел сохранить её при себе и после смерти?

Администратор достал журнал регистрации постояльцев. Синкити Ёсидзава останавливался здесь под собственным именем и прожил неделю. Почерк был не слишком красив, но иероглифы написаны ровно и правильно. Току, склонившись к странице журнала, долго всматривалась в запись, оставленную её сыном, потом подняла голову и попросила:

— Вы не могли бы показать комнату, в которой мой мальчик жил?

Дежурный позвал горничную, чтобы та проводила посетительницу. Саваки тоже хотелось увидеть комнату, но он решил, что Току лучше будет пойти одной, и остался с администратором, чтобы расспросить его, чем здесь занимался Синкити в последнюю неделю своей жизни.

— Он, как приехал, так сразу же письма разослал, — сказал администратор.

Вот как? Письма? У Саваки заблестели глаза. Если вдруг там было завещание, то, может быть, выяснится причина самоубийства. Но вот вопрос: как добыть эти письма?

— Всего было три письма. Он меня попросил, и я их сам отнёс на почту, — добавил администратор.

— Значит, три письма?

Саваки всё больше и больше приходил к убеждению, что там было предсмертное послание, но, как ни странно, мать никакого письма с завещанием не получала.

— Всё я отправил экспресс-почтой. Как он просил.

— А вы случайно не помните, что там было написано?

— Помилуйте, откуда же?! — улыбнулся администратор. — Прежде всего, они же были запечатаны.

— Ладно, а куда они были адресованы? На Хоккайдо? В Токио?

— Все три — в Токио.

Значит, на адрес матери письма там всё же не было.

— А имена адресатов не помните?

При этом вопросе администратор приложил руку ко лбу и глубоко задумался. Наконец в глазах его сверкнула радость, и он сказал, что вспомнил насчёт одного письма.

— Там было имя одного известного человека. Он несколько раз по телевизору выступал — вот я и запомнил.

— И кто же он такой? Школьный учитель? Обозреватель?..

— Обозреватель. У него ещё очки с чёрной оправой. Не старый ещё. А фамилия начинается вроде бы на Фудзи…

— Киитиро Фудзисима?

— Да-да, он самый. Точно он.

Киитиро Фудзисима был доцентом университета С. и рано сделал карьеру в качестве телеобозревателя. Саваки с ним однажды встречался. Фудзисима говорил очень складно и убедительно. Такой тип обозревателя и сегодня вполне котировался. Его даже критиковали за то, что слишком уж хочет блистать на экране. Но человек он был, конечно, известный. Интересно, каким образом покойный Синкити мог познакомиться с такой личностью, как Киитиро Фудзисима?

А может, это просто тёзка? Однофамилец? Это выяснится, когда они встретятся с Фудзисимой после возвращения Саваки в Токио.

— А после того, как он разослал эти письма? — продолжил расспросы Саваки.

— Он каждый день будто чего-то ждал. Всё из окна смотрел. Спрашивал у нас время прибытия самолётов, поездов. Всё беспокоился, не пришло ли ему чего по почте, — приглушённым голосом рассказывал администратор.

Возможно, среди писем и было предсмертное послание, но все они, видимо, имели разное содержание. Синкити Ёсидзава неделю ждал в этой гостинице ответов на свои письма. А когда так и не дождался, покончил с собой. Что же он написал там, в этих письмах? А если бы пришёл ответ, он бы передумал, не стал уходить из жизни? Почему никто из тех троих, кому были адресованы письма, не ответили на них и не приехали сюда?

Току всё не возвращалась. Саваки забеспокоился и сам пошёл на второй этаж. Номер, в котором останавливался Синкити Ёсидзава, был маленькой комнатушкой в шесть татами с? окнами на море. Когда Саваки отодвинул створку раздвижной двери и заглянул внутрь, в лицо ему дохнуло солёным бризом. Току, распахнув окно настежь, смотрела на море. Близился вечер, и ветер становился ещё студеней. Нахмурившись, Саваки подошёл к Току и сказал: «Простудитесь!»

Женщина ничего не ответила. Похоже было, что она его не слышит. Она уже не плакала. Саваки не знал, о чём она думает сейчас с опустошённым, совершенно безучастным выражением лица.