Валерия Вербинина - Где-то на земле есть рай

— О! И вы будете заниматься расследованием?

Меня так и подмывает опрокинуть блюдо с салатом ему на голову — до того у него спесивый, пренебрежительный тон.

— Я уже некоторым образом им занимаюсь.

Зачем я только это сказала? Теперь он точно от меня не отвяжется.

— Я читала, что вроде как была угроза убить Алису, а не ее мужа, — замечает Марика. — Поэтому за ним не уследили.

Родион пожал плечами:

— Не знаю. Лично я не стал бы покупать детектив, в котором убивают очередного банкира, это как-то… обыденно, что ли… И вы всерьез собираетесь стать писателем?

— А почему нет?

— Сейчас все пишут, — вздохнул Родион. — И чем менее грамотны, тем больше сочиняют.

И он прочел мне целую лекцию, из которой следовало, что настоящие писатели — это уважаемые люди, которые творят для вечности, а не для читателей, и, например, авторы детективов никоим образом к писателям не относятся.

— Ну да, ну да, — хмыкнула я. — Почему-то вопрос о том, что будет, если даже вечность не захочет иметь с настоящими писателями дела, всерьез обычно не рассматривается.

— Тем не менее Толстой, Чехов и Достоевский…

— Может, хватит ссылаться в литературе на достижения позапрошлого века? — не выдержала я. — Вообще, из трех писателей, которых вы назвали, двое были профессиональными литераторами и сочиняли за деньги, а значит, для того самого презираемого читателя. А что касается Толстого, то меня всегда занимал вопрос: как бы писал этот богатый граф, если бы ему пришлось жить в условиях того же Достоевского?

Марика фыркнула. Родион поглядел на меня укоризненно, как, наверное, миссионер смотрел бы на язычника, которого ему никак не удается обратить в истинную веру. По-моему, он собирался продолжить наш спор, но тут в дискуссию вклинился переливчатый звонок в дверь.

Так, прикинула я, поднимаясь с места, если это Ласточкин, то я сошлюсь на какое-нибудь неотложное дело и сбегу. Конечно, это вряд ли может быть он, но я когда-то назвала ему все адреса, по которым меня можно найти. И потом, Паша бы сначала позвонил, прежде чем идти меня искать. А вдруг приключилось что-то экстраординарное?

…Если вы никогда не замечали, некоторые вещи обладают ярко выраженной способностью показывать свою симпатию или антипатию. Например, зеркало в бабушкиной квартире всегда рисует меня красавицей, хотя я совершенно точно знаю, что это не так. А вот тумбочка в передней маминой квартиры меня ненавидит, и, когда я прохожу мимо, она специально — я не шучу — перемещается так, чтобы толкнуть меня.

Короче, я налетела на острый угол тумбочки, едва не свалилась, потеряв тапочку, и с чертыханьем ухватилась за дверной косяк.

— Кто там?

— Служба доставки!

Я распахнула дверь. За нею обнаружился огромный букет орхидей, красивее которых я в жизни ничего не видела, а также держащий этот букет Юрий Арбатов, который все тем же внимательным взглядом смотрел мне в лицо.

Клянусь, три поросенка, увидевшие на пороге своего домика волка с полным набором посуды для свиного шашлыка, и те были куда менее ошеломлены, чем я. Следует отдать Арбатову должное, он умел преподносить сюрпризы.

— Можно войти? — ласково осведомился он. И, прежде чем я ответила: «Нет, нельзя», он уже оказался в передней.

— Это вам, — добавил он, вкладывая мне в руки букет, и бросил через плечо взгляд на своих охранников. По-моему, в то же самое мгновение они растворились в воздухе с легким шипением, похожим на то, какое издают в воде таблетки французского аспирина.

— Зачем? — в легком остолбенении спросила я, кое-как нашарив ногой слетевшую тапочку.

— Так вы же говорили, что любите орхидеи, — объяснил Арбатов.

Во мне взыграла здоровая злость.

— Могли бы не тратиться, — бросила я.

— А я захотел.

— Кто там, Лиза? — крикнула мама.

— Э… Так, один знакомый, — отозвалась я.

Меж тем Арбатов снял пальто, — хотела бы я быть так же хорошо скроенной, как это пальто, — и шагнул в комнату так запросто, будто его там ждали. Мне не оставалось ничего другого, кроме как проследовать за ним. Машинально я отметила про себя контраст между нашей маленькой, с низкими потолками, квартиркой и неожиданным гостем, при виде которого на ум приходило полузабытое слово «денди». О, он обитал в совершенно другом мире, можете мне поверить, — мире, где украшенные лепниной потолки парили в нескольких метрах над полом, где стены утекали прочь, сколько хватает глаз, и где вещи были прекрасны и бесполезны, как мечта, а не вымученно-утилитарны. Войдя в комнату, он одним взглядом охватил ее всю — с пятнами на обоях возле батареи, видом в унылый двор и безликой, тусклой мебелью. Конечно, я давно привыкла ко всему этому, но сейчас у меня возникло такое ощущение, словно я впервые увидела эту комнату его глазами, и, признаться, оно вовсе не было приятным.