Светлана Алешина - Моя опасная леди (сборник)

— А тебе страшно стало, когда ты поняла, в чем дело? — спросила я.

— Нет, не страшно. Жутковато, правда, немного, — она заметила мой покаянный взгляд и поспешила добавить: — Нет, Ирина, ты не думай, я на тебя не обижаюсь, что ты! Просто понимаю, что поселить у себя на время заболевшую девушку — это одно, а лезть в ее дела — совсем другое.

— И тебе не обидно, что в твоей квартире секретничают совершенно посторонние люди, а ты в это время посуду моешь? — поразилась я, никогда не подозревая за Вероникой отсутствия любопытства.

— Представь себе, не обидно, — спокойно ответила она. — Да и какие же они посторонние? Они твои, а значит, и мои друзья. А их секреты… Знаешь, Ирина, это не те секреты, которые хочется узнать.

Оказывается, моя подруга обладает более философским взглядом на жизнь, чем я. Вот чего за ней никогда бы не заподозрила! Пока я потрясенно переваривала Вероникины откровения, Володя тепло попрощался с ней и пригласил заходить в гости. Я только молча кивала, невесело улыбаясь.

Всю дорогу до дома я молчала, пытаясь погасить обиду. Умом-то я понимала, что Катя права: дилетантам вроде меня действительно нужно держаться подальше от таких дел. Но сердце упрямо не хотело расставаться с чувством праведного негодования: как же, меня, Ирину Лебедеву, вдруг попросили выйти вон! В голову упрямо лезли оскорбительные эпитеты в адрес неблагодарной солдафонки, предателя-Гурьева и просто нехорошего человека Шилова, так как при всем своем гневном состоянии подходящего оскорбления я для него подобрать никак не смогла.

Володя тоже молчал, понимая, что я сейчас могу взорваться от любого слова, и неизвестно, чем этот взрыв закончится: вполне возможно, что и слезами. Я ведь только вчера вечером каялась ему в своем грехе, на который пошла ради Катерины, а она взяла меня и выставила. Только дома муж решился меня успокоить, правда, получилось у него это плохо. Запершись в ванной, я как дура проревела целый час. Но после слез стало легче, я смогла уснуть.

В воскресенье, как и накануне, настроение оставалось хмурым, но в глубине души я надеялась, что вот-вот раздастся звонок в дверь и появится Валерка, который положит к моим ногам все тайны и секреты. Надежда оказалась тщетной: Гурьев не появился ни в воскресенье, ни в понедельник, а во вторник я целиком окунулась в подготовку к передаче, и мне стало уже вообще ни до чего.

Наверное, поэтому я даже не особенно обратила внимание на Вероникин звонок, в котором она сообщила, что Катя от нее уехала: в тот момент я мучительно искала как сквозь землю провалившиеся заметки по поводу пресловутых желательных и нежелательных вопросов. Ну куда они могли запропаститься? Я же только пять минут назад держала их в руках! А теперь нигде нет!

Мои заметки обнаружила в корзине для бумаг Лера. Как они там оказались — связно объяснить не мог никто. Корзина стоит за шкафом, и я до нее, не вставая, дотянуться просто не могу. А я уверена, что не вставала. Словом, подготовительная суета набирала обороты, будто и не появилось этой дополнительной недели.

А в среду наша съемочная группа бурно радовалась возвращению Павлика, с которого наконец-то сняли все обвинения, как уголовные, так и рабочие, и снова он, как в старые добрые времена, сидел в своем кресле и таскал у Леры курагу. Федя с нами простился, но сказал, что непременно будет заглядывать, так как ему очень понравилось с нами работать. Галина Сергеевна выразила общее мнение, сообщив парню, что его симпатия взаимна, и если с Павликом вдруг опять что-то случится, то мы все будем просить шефа, чтобы нам позволили работать именно с ним, с Федей.

— Не дождетесь, — буркнул Павел, — я больше вас никому не уступлю и в истории попадать тоже не собираюсь, с меня этого раза хватило по самое некуда.

— Кстати, Павлик, — поинтересовалась Галина Сергеевна, — а как все это происходило?

— Что именно? — не понял он.

— Ну как с тебя обвинения сняли?

— Самым обычным образом, — пожал наш любимый оператор плечами и цапнул еще один сухофрукт с Лериной тарелки. — Булдаков вызвал меня к себе, общался угрюмо, но вежливо. Сказал, что я больше органами ни в чем не подозреваюсь, так как всплыли ранее неизвестные обстоятельства, а какие именно — сообщать отказался, якобы в интересах следствия. Вот и все.

— Я бы на твоем месте на этого Булдакова в суд подала, — сказала Галина Сергеевна, — и потребовала бы компенсацию за моральный ущерб.

— Да ну его, — отмахнулся Павлик. — Я человек не злопамятный. Все кончилось хорошо, Катя жива, я на свободе… А с милицией я предпочитаю лишний раз не связываться.