Светлана Алешина - Парящая в небесах

– Кошмар, – выдохнула я.

– Еще какой, лапочка моя! Если бы ты знала, какие виды пыток там использовались, у тебя бы мороз по коже не так бегал! Это я твою младую психику щажу. Так что, не углубляясь в эти средневековые инквизиторские способы, перейду к самому интересному. Мещерский своего сынишку вытащил, дали бедняжке два года условно, и это время он вел себя тише воды ниже травы. Фотографию эту они, бог знает почему, хранили – может, как воспоминание о страданиях бедного мальчика… Был еще один момент, когда прозвучало в устах маменьки имя Нещадова, но Мещерский посмотрел на нее, сурово сдвинув брови, и она тут же замолчала. Еще одна странность – оба они предпочли бы это дело замять.

– Как это? – не поняла я. – У них убили сына, а они не хотят найти убийцу?

– Да хотят, – махнул рукой Лариков, – но боятся огласки. Или хрен их там знает, чего они боятся. Может, того, что будут вытащены на свет темные делишки их милого малютки. Поэтому от милиции они отмахиваются как могут. Папенька вообще страшно недоволен тем, что сынишку угрохали так не вовремя и некстати.

– Слушая тебя, можно подумать, что они не люди.

– А они и не люди, – хмыкнул Лариков. – Я, выйдя от них, чувствовал огромное облегчение. Будто выполз из заплеванного подземелья со скелетами на свет божий! Так что будем делать с Затонским, деточка моя? Не там ли кроется ответ на нашу загадку?

– Вряд ли, – засомневалась я. – Но проверить придется… И у меня есть еще одна идея, но она покажется тебе безумной. Поэтому расскажу тебе о ней завтра, когда все обдумаю… Кстати, кто у нас наниматель? Люся Нещадова?

– К сожалению, – развел руками Андрей. – Хотя эта дамочка меня тоже сегодня утомила.

– Как бы заставить ее поделиться с нами способами своего заработка? Из Марининого рассказа выходит, что у нее там был чуть ли не дом свиданий…

– Тогда она вряд ли пустится в откровенные беседы, – засмеялся Ларчик. – Не тот это род деятельности, чтобы гордиться им.

– Это у тебя, милый… А вот недавно по телевизору сутенершу показывали, так она собой весьма довольна и охотно обо всем рассказывала.

– Это ненормальная сутенерша, – объяснил Ларчик. – Может, у нее острый комплекс какой-нибудь…

– Ладно, Ларчик, мне еще домой заскочить надо. Ты ведь меня отпускаешь?

– А куда ты собираешься?

– Бог мой, да на концерт! – возмутилась я. – На классический концерт. Надо же самосохраняться на нашей ужасной работе!

– Иди, – махнул рукой Лариков. – Самосохраняйся. Хотя могла бы мне тоже билетик взять.

– Ты не выдержишь двух часов классики, – вздохнула я. – Вот если бы на концерт «Рамштайна» или «Скутера» там. А это ж Альбинони, милый!

С этими словами я натянула куртку и, послав Ларчику воздушный поцелуй, вылетела из офиса.

На сегодня моя работа закончилась! Свобода от мрачных смертей и не менее мрачных жизней!

Я вдохнула полной грудью зимний воздух.

– «В такую бездну страх я зашвырнул, что не боюсь гадюк, сплетенных вместе…» – пробормотала я, пробуя губами на вкус снежинки. – Господи, и почему люди не могут жить спокойно и счастливо? В этакой-то сумасшедшей красоте! А они, как бездомные крысы, тянутся во мрак, прижимаясь к ночи, в которой, как ни смотри, не найдешь смысла!

С этими глубокими философскими раздумьями я и отправилась домой, проведать мою Эльвиру…

Проходя мимо гаражей, я свернула на узкую дорожку. Из Пенсова обиталища доносились ранние «Дип Пепл». Кроме того, узкая полоска света, выбивающаяся из-под двери, подсказывала, что верный мой рыцарь именно там – в обнимку с железным своим конем, и, увы, вполне счастлив, предпочитая общество своего мотоцикла моим объятиям.

До чего же неромантичны современные рыцари, донны! Никакого тебе боя с соперником, ни тебе завалящего дракона. От обиды за судьбу, которой было угодно выплеснуть твое прелестное тело в конец второго тысячелетия, просто плакать хочется!

Я толкнула массивную дверь и, конечно же, была разочарована сверх меры. Пенс поднял на одно мгновение абсолютно спокойные глаза – ну хоть бы огонек радости или восхищения мелькнул, нет!

– Привет, – бросил он. И снова углубился в это творение человеческих рук, рычащее и фыркающее, хотя, если быть честной, вызывающее временами и мое восхищение.

– Привет, – ответила я, присаживаясь напротив.

– Всех поймали? – осведомился мой друг.

– Нет, осталось совсем немного. Диллинджер ушел из-под носа. Впрочем, я всегда неровно дышала к старому пройдохе, поэтому послала ему вслед воздушный поцелуй… Ты не знаешь, кстати, где тусуются в нерабочее время «трудовики»?