Александр Щелоков - Живым не брать

– Так точно. Она осталась только на ограде технической зоны.

– Мог рядовой Чикин знать такого рода детали?

– Да, безусловно. От состава караула, заступившего на суточное дежурство, такие сведения не скроешь…

Закончив допрос Козореза, капитан Лев попросил его:

– Не в службу, пригласи ко мне срочно Гуся. Сумеешь найти?

– Так точно! – Козорез был рад, что пока для него все обошлось благополучно.

Прапорщик Леонид Гусь в строю без малого двадцать лет. Широколицый, скуластый с едва заметной азиатской узостью глаз, всегда перетянутый поясом и портупеей, в надраенных до блеска сапогах, он строг, но справедлив: дважды за один проступок никогда не наказывает; прежде, чем наказать нарушителя, выясняет, кому должно за непорядок достаться, но заранее честно предупреждает всех: «Щас вот разберусь как следует и накажу кого попало»! Всерьез или шутит – поди, угадай.

В бригаду Гусь попал по переводу из отдельного специального батальона вместе с капитанами Львом и Бурковым, с прапорщиком Щербо. И, конечно, оказавшись в новом коллективе, четверо сослуживцев продолжали сохранять между собой более тесные товарищеские отношения, чем с другими.

Поэтому, когда Гусь узнал о том, что его пригласил капитан Лев, прапорщик воспринял известие без волнения.

– Леонид, – начал разговор капитан Лев, я бы и сам сделал то, что хочу предложить тебе, но меня до конца дознания никуда из гарнизона не отпустят. А этого подонка Чикина надо догнать и открутить ему башку. Ты знаешь, я уже давно не служу идее, но здесь такой случай…

– Бросьте, товарищ капитан. Так я вам и поверю, что вы идее не служите. Денег нам не платят, значит в России единственные патриоты – военные. Служат за так, ко всему хрен знает кому…

– Не в этом дело, Леонид. Ни ты, ни я идее давно не служим. Нет у нас её. Поэтому никакой гуманностью руководствоваться в отношении поганцев, поднимающих руку на членов нашего братства, я не намерен.

– Согласен.

– Леонид, пойди к комбригу. Пусть разрешит тебе двинуть по следу.

– Товарищ капитан, где этот след найдешь?

– Он побежал на север.

– С чего это вдруг? Моча бросилась в голову? Там же на сотню верст глухая тайга.

– Насчет мочи ты прав: она его шибанула по мозгам уже тогда, когда он решил затеять всю эту булду. А на север он побежал в расчете, что его там будет труднее найти. Даже если будут искать.

– Возможно и так, но почему вы решили, что он попрется на север?

– В дежурке с топокарты он оторвал верхнюю часть.

– Докладывали комбригу?

– Доложу, когда закончу допросы.

Полковник Зотов прапорщика Гуся знал и ценил. Иногда говорил о нем: грамотешки такому побольше, ещё тот Лебедь из него вышел бы, потом хоть в президенты.

Ко всему Гусь силен физически: на соревнованиях в бригаде по поднятию тяжестей кинул вверх на вытянутую руку двухпудовую гирю (тридцать два кило – не халам-балам!) аж четыреста сорок раз. Это даже болельщикам надоело, и они потихоньку начали расходиться.

Голос у Гуся – труба. И владеет он им в совершенстве: команды подает протяжно, тоном ровным, спокойным, без пережима:

– Рё-от-та, равняйсь!

Солдаты рывком бросают головы в сторону правого плеча, так что, похоже, будто их сдуло порывом ветра. Любо-здорово видеть командирскому глазу такое однообразие. Но существует ещё и строгий старшинский принцип: «я не знаю, как должно быть, но все вы делаете неправильно». Короче, если тебе подчиненные угодили с первого раза, то ты плохой командир. Гусь впитал в себя понимание этой истины с давних пор и традиций не нарушает. Потому как ни старайся, с первого раза прапору не угодишь.

– Отставить! – И опять Гусь командует спокойно, без раздражения. Больше того, считает нужным пояснить, почему и чем не доволен. – Не слышу щелчка головы. – И тут же снова. – Рё-от-та, равняйсь!

Головы дружно поворачиваются вправо, строй замирает.

– Видеть грудь четвертого человека! – Гусь наводит последний глянец на линейку строя. – И подбородочки выше. Так держать!

Строй звенит тишиной, как натянутая, но не тронутая рукой струна.

– Рё-от-та, – пока ещё все тем же спокойным голосом. И вдруг будто бьет по большому барабану. – Смир-р-р-рна!

Строй вздрагивает и костенеет.

Гусь слегка сгибает колени, полуприседает у левого фланга. Затем бросает взгляд вдоль линии сапог. Негромко шипит:

– И не ш-ш-шевелись!

Потом встает ровно и ещё тише с сивые усы, будто мурлыкая, произносит: