Георгий Молотков - Расследованием установлено…

— С кем? — переспросил Сухачев, хотя он бесспорно хорошо расслышал эту фамилию.

— С Романом Михайловичем Ваулиным, начальником судового отдела, — повторил следователь.

— С Ваулиным, — опять протянул Сухачев. — Какие могут быть отношения? Нормальные. Он — начальник. Я — подчиненный. Вот такие отношения.

— Конфликты между вами были?

— Конфликты? — опять переспросил Сухачев. — Конфликтов не было. Он ведь работает здесь, а я там.

— А разве он к вам не приезжал на верфь «Гунарсен»?

— Раза два был, знакомился с работой. Да и вообще особых замечаний по моей работе ни у кого не было.

Сухачев помолчал, а потом обратился к следователю:

— Вы лучше посмотрите мое личное дело. Ни одного выговора. Одни благодарности. Спросите кого угодно: хороший ли Сухачев работник? Все вам скажут. А здесь оказался по собственной глупости — хотел сделать как лучше, а оказалось наоборот.

Сухачев отвернулся и стал пристально смотреть в окно.

— Вы немного преувеличили свои достоинства, Владимир Иванович, — сказал следователь. — Некоторые ваши сослуживцы считают, что главным для вас была не работа, а деньги, которые вы за нее получали, даже называли вас «человеком в себе».

— Никто не мог сказать обо мне такую глупость! — резко произнес Сухачев, хотя сразу понял, кто мог об этом говорить следователю. Это было привычным выражением Романа Михайловича Ваулина, только обозначало это совсем-совсем другое…

Сухачев вернулся с допроса в плохом настроении. Какая-то мелочь, деталь, ну прямо вывела его из себя. Дело в том, что «человеком в себе» Роман Михайлович Ваулин называл тех работников, которые не считали своим долгом преподнести начальнику судового отдела какой-нибудь заграничный сувенир. При этом речь шла совсем не о наборе открыток или шариковой ручке… Под сувениром в судовом отделе понимали и такие вещи, как магнитофон, нейлоновая куртка, радиоприемник…

«Роман Михайлович, Роман Михайлович! — с укоризной подумал о своем бывшем начальнике Сухачев. — Надо думать, на собраниях выступаете, клеймите позором приемщика Сухачева… В наши ряды пробрался… ослабили воспитательную работу… Просмотрели… Гнать таких надо железной метлой!.. А помните, дорогой Роман Михайлович, как вы меня на работу за границу отправляли? Что вы мне тогда говорили? «Теперь для вас открываются большие перспективы. Но не забывайте нас. Не будьте человеком в себе — ведь придется вернуться в эти стены». А помните, как вы приехали в Гунарсен, как первым делом пошли со мной по магазинам? Да-да, в тот самый, где продаются магнитофоны со всего света: и японские, и западногерманские, и американские. И что вы мне тогда сказали, указывая пальцем на японский «Панасоник»? — «Вот какой механизм я хотел бы иметь к Новому году у себя!» Все помню. И звонок о нейлоновой куртке 56-го размера и о четырех спальных мешках — чтоб для всей семьи: «Туризм — лучший отдых!» А помните, Роман Михайлович, когда я прибыл второй раз в Ленинград и позвонил вам в управление? Что вы мне сказали? «Лучше встретиться не в пароходстве, а на нейтральной полосе. Давай-ка встретимся у Дворца бракосочетания в восемнадцать тридцать!» Ясно, что на «нейтральную полосу» с пустыми руками не ходят. Надо думать, серебряный браслет для часов у вас и сейчас на руке? А у супруги золотой перстень тоже оттуда, с «нейтральной полосы»… Тогда я еще вам по глупости сказал: «Что-то вы сегодня в таком простецком костюме». Но вы не растерялись: «Взял бы и привез пару отрезов, если имеешь такую возможность!» Вспомните, в каком костюме вы щеголяли через полгода! А теперь оказывается, я «человек в себе», думал только о зарплате!

Ну а как вы меня учили, откуда взять средства? «По деньгам ходишь, Сухачев, по деньгам!»

Неожиданно у Сухачева навернулись слезы, ему стало жалко самого себя. А злость против Ваулина становилась все сильнее и сильнее, чем больше он вспоминал все связанное с ним.

«Помните, Роман Михайлович, какой цирк с сапожками получился? Вы еще сказали, что нужны женские сапожки тридцать шестого размера. Еще тогда вы в больницу на обследование легли. Я пригласил вашу супругу в магазин «Альбатрос» — чеки-то Внешторгбанка у меня имелись. А в магазине дамских сапог такого размера в этот день не было. Я тогда по простоте душевной и сказал вашей супруге Анне Петровне: «Вот вам чеки, заходите в магазин. Как привезут ваш размер, так и купите сапожки». Ну и к вам в больницу — доложить: так, мол, и так — все сделал, чеки отдал. Ну откуда было мне знать, что сапожки предназначались совсем не для супруги вашей, а для Лидочки из коммерческого отдела! Помните, как вы меня из больницы шуганули: «Немедленно к жене! Забрать чеки! Выкручивайся, как хочешь!» Наверное, давление поднялось тогда у вас от волнения.