— Мне известно только то, — отвечал Ваулин, прямо глядя в глаза следователя, — что несколько дней тому назад эти предметы были задержаны при таможенном досмотре, что никаких сопроводительных документов на эти вещи нет и они не зарегистрированы в грузовой декларации. Знаю также, что позавчера по прибытии теплохода «Алексей Толстой» старший приемщик Сухачев Владимир Иванович при выходе с теплохода был задержан.
— Скажите, пожалуйста, обращались ли вы к Сухачеву, когда он работал на верфи «Гунарсен», с просьбой выслать электросварочный аппарат, инструменты и сантехнику?
— Я лично не обращался.
— Может быть, кто-либо из ваших подчиненных?
— Мне об этом ничего не известно. Есть специальная книга международных переговоров, по ней можно проверить, кто разговаривал по телефону с Сухачевым. Хочу только заметить, что по телефону такие вещи не делаются. Существует определенный порядок: заявки подразделений в конце каждого квартала сдаются в судовой отдел, там их рассматривают и решают, где разместить заказы — в Советском Союзе или за рубежом. В последнем случае все оформляется через Минвнешторг.
— Из ваших слов вытекает, что Сухачев выслал эти предметы по своей инициативе?
— Я этого не сказал. Может быть, кто-либо из отдела и звонил ему. Но в принципе не исключается, что сделано это не для службы, а для себя.
— Скажите, а была ли у судового отдела производственная необходимость приобрести эти предметы?
Ваулин молча вынул сигарету, долго искал по карманам зажигалку, щелкнул ею, закурил и, выдохнув струю дыма, сказал:
— В принципе мы бы от этого не отказались. Такие вещи всегда в дефиците. Да еще и в импортном исполнении.
— А можно использовать эти вещи лично для себя?
— Что касается инструментов и сантехники — спору нет. Ну а портативный сварочный аппарат для автомобилиста или владельца дачного участка просто клад.
— По вашему мнению, предметы, обнаруженные при таможенном досмотре, направлялись Сухачевым не для судового отдела, а для себя. Правильно я вас понял?
— Я этого не утверждаю, я говорю лишь о такой возможности.
Следователь понял, что Ваулин не изменит избранной тактики: «возможно», «не исключается», «я ничего не знаю», и перевел допрос на другую тему:
— Что вы можете рассказать о Сухачеве?
— Откровенно говоря, я его мало знаю: то он в плавании, то в отпуске, то в заграничной командировке… Каких-либо серьезных провалов с ним не было. Бесспорно, инженер грамотный, судовое хозяйство знает… А так, человек в себе. Еще много надо воспитывать наши технические кадры…
— Что вы понимаете под «человеком в себе»? — перебил Ваулина следователь.
— То есть главное для него — хорошая зарплата, еще лучше — загранка. Ну а работа — на втором плане… Хотя, повторяю, никаких претензий к Сухачеву не имею.
Верный своей тактике, Ваулин и здесь по существу уклонился от конкретного ответа на поставленный вопрос. Опять с одной стороны — одно, с другой — другое. Волкову стало ясно, что Ваулин не помощник следствию в установлении истины. Внимательно ознакомившись с протоколом, Ваулин подписал его, крепко пожал руку следователю, взглянул на часы, как бы жалея о загубленном времени, и покинул кабинет.
* * *
Из потока самых разнообразных сведений, которые как ручейки стекались в коричневые папки томов уголовного дела, возбужденного по факту задержания контрабанды на борту сухогруза, наверное, стоит выбрать два заслуживающих внимания факта.
Во-первых, стало известно, что руководство верфи «Гунарсен» категорически отрицает передачу на борт сухогруза по просьбе Сухачева какого-то бы ни было оборудования и инструментов и не числит никакой задолженности за пароходством ни за сантехнику, ни за инструменты, ни за сварочный аппарат.
Когда на очередном допросе Волков сообщил об этом Сухачеву, тот сначала долго молчал, а потом вдруг быстро-быстро заговорил:
— Значит, выходит, я вор, я украл эти проклятые инструменты и сварочный аппарат. Так, что ли? Так и судите меня за то, что я украл, украл, украл!
Во-вторых, конечно, представляли большой интерес результаты обыска, проведенного в квартире Сухачева.
Обыск решили делать утром, чтобы не травмировать дочь Сухачева Ирину, которая учится в первую смену и до двух часов дня домой не вернется.
Судя по всему, Наталья Ипполитовна Сухачева предполагала, что муж должен вернуться в Ленинград, но не знала, что вчера он был задержан по прибытии теплохода в порт. Она была искренне поражена случившимся и беспрерывно повторяла: «Что же это такое? Что же это такое?» Волков постарался как можно мягче объяснить ей, что ее муж задержан в связи с тем, что подозревается в совершении преступления, на что она ответила, что не верит этому. «Этого не может быть, не может быть!» — всхлипывала она, и стоило больших усилий хоть немного успокоить ее.
Читать дальше