Александр Холин - Последний вор в законе

Надо сказать, начальству никогда не нравится, если у подчинённых возникают какие-то вопросы или неуместное недовольство. Только в Советском Союзе никогда не прекращалась внутренняя служебная борьба между Прокуратурой, КГБ и МВД. Что говорить, примером могла послужить та же побеждённая Германия, где Абвер, Гестапо и СС дрались, словно пауки в банке. Но никакие драки и войны не приводят к положительному результату. С этим фактическим выводом истории нельзя было не согласиться.

В квартире писателя оперативников встретила Людмила Ильинична и её домработница. Обе женщины тихие, спокойные, но никаких подозрений ни на кого у дам не возникло. А Людмила Ильинична вспомнила:

— Боже! Я бы никогда не подумала, что это грабители! Один из них, такой обаятельный еврейчик, вежливо попросил меня присесть в кресло и, когда привязал мои руки к подлокотникам, осведомился: «Вам не очень больно?». Представляете? Я таких грабителей никогда раньше не встречала и даже не представляла, что грабители могут быть воспитанными и вежливыми.

— Людмила Ильинична, — прервал её Сухарев. — Почему вы решили, что он еврей? Или он вам паспорт показывал?

— О, нет, — смутилась Людмила Ильинична. — Просто в разговоре он несколько раз упоминал Жмеринку, говорил, что это настоящая историческая родина даже Гольды Меер. И что его приятель считает, дескать, столицу надо переносить в Жмеринку и никак иначе.

— Значит, Москва им не нравится? — нарушил молчание Борис Хусаинов.

— Думаю, не очень, — пожала плечами Толстая. — К тому же, у московских евреев говорок совсем другой. А эти явно откуда-то приехали.

— Постойте-ка, — насторожился Сухарев. — В протоколе Прокуратуры значится, что вас, вашу домработницу и пришедшую через полчаса служительницу литературного музея Соколову заперли в ванной комнате?

— Помилуйте, Алексей Михайлович, — подняла влажные глаза на сыскаря Людмила Ильинична. — Следователя вовсе не интересовало, кого, когда и где заперли. Он досконально допрашивал меня о моих украшениях, просил описать какого вида и сколько стоит. Собственно, тем же несколько дней подряд занималась Соколова. Она даже фотографа с собой приводила. А какие же это экспонаты, когда все цацки, если можно так выразиться, мои личные вещи? Почти каждая — память о моём муже. Может быть, для вас он именитый русский писатель и какой-то пример для подражания, а для меня — просто хороший, понимающий и разбирающийся в чувствах женщины человек. Для меня он не умер. Я и сейчас часто общаюсь с ним. Но вам этого не понять, потому что всё происходит во сне.

— Ну, успокойтесь, успокойтесь, Людмила Ильинична, — виновато промямлил сыскарь. — Я вовсе не хотел вас обидеть своими расспросами. Просто для дела необходимо.

— Да, я понимаю, — кивнула Толстая.

А Сухарева уже не оставляла одна ещё смутная, но пахнущая победой мыслишка. К несчастью, от смутных догадок его отвлёк сослуживец Коля Герасимов:

— Послушай, Алёша, я занимался сейчас просеиванием информации насчёт припаркованных поблизости автомобилей в то время. И нам, кажется, повезло. Возле Всесоюзного агентства авторских прав, где собака потеряла след налётчиков, стоял в тот день «Жигулёнок» белого цвета. Причём, в номере у него есть две спаренные двойки.

— Откуда же такое любопытное сообщение?

— От верблюда, — довольно улыбнулся Николай. — Короче, я всегда говорил, что с дворниками надо дружить! Тамошний дворник мне поведал, что белую шестёрку кто-то загнал прямо на тротуар, поэтому машина мешалась, и убирать пришлось позже. Номер он забыл, но то, что есть спаренные двойки, запомнил хорошо.

— Здорово, — обрадовался Алексей. — Проверь досконально всё, потому что утром надо будет докладывать Ёркину все наши соображения. Каждый день придётся докладывать, пока что-нибудь стоящее не обнаружим.

На следующий день в кабинете Ёркина опять присутствовал генерал-майор. Видимо, для него тоже было важно, чтобы оперативники сумели раскрутить дело раньше, чем следователям из Московской Прокуратуры. Но для Сухарева это было неважно, потому что он искренне радовался успехам коллег, которые по существу были всё-таки противниками. Ведь «преступление века» нельзя было откладывать в долгий ящик, и у кого получится — тот и прав.

— Значит так, — резюмировал начальник МУРа после анализа всех докладов и оперативных разработок. — Значит так, я думаю, что перспективных версий у нас пока не больше пяти, а именно: