Татьяна Степанова - Яд-шоколад

— Но ты вот в статье пишешь, и я это тоже теперь знаю по материалам дела — Мальвину все эти два года мать Вера Сергеевна держала в частном санатории — лечебнице в Швейцарии. Психиатры тамошние все наблюдали, весь этот феномен. Делали ей это… как называется?

— Электростимуляцию правого бокового сегмента префронтальной коры головного мозга, — сказала Катя. — Я со специалистами из Института Сербского разговаривала — это такой метод лечения воздействия на мозг. Они пытались таким образом разрушить эту третью личность, столь опасную. Но даже это Андерсена не смогло уничтожить, отделить от Мальвины. Он слишком сильно был к ней привязан. Он слишком любил ее, чтобы вот так просто исчезнуть.

Гущин смотрел на огни заката.

— Или магия, или чертовщина, или наука психиатрия, а может, все вместе, — произнес он. — И все это называется психический феномен… Расщепление личности на личности. Если бы сам своими глазами не видел и своими ушами не слышал, наверное, не смог бы поверить тоже. Так что не виню нашего дедулю-профессора за его скептицизм. От него мировая слава под конец уплыла, а мы дело раскрыли. Такое дело…

— Хорошо, что ее мать и брат начали давать правдивые показания, мы без их пояснений все равно бы как в потемках блуждали, Федор Матвеевич.

— Это, как ни странно, адвокатов Веры Сергеевны надо благодарить, — хмыкнул Гущин. — Они ее и Феликса уговорили, как только результаты токсикологической экспертизы пришли и стало ясно, что в тех конфетах, которыми она Мальвину… всю их троицу накормить решила напоследок, никакой не яд, а салициловая кислота.

— Вот этот момент я еще для себя не прояснила, как это получилось?

— Когда они отравить ее решили — не только мать и Феликс, а все они — вся семья, весь клан, как ты тут правильно пишешь — их клан, — Феликс обратился к тем, у кого он обычно наркотики покупал, попросил достать пистолет и яд мгновенного действия. Но те, видно, перетрухнули — одно дело кокаин толкать, другое отраву. Да яд к тому же еще найти надо. А они искать не стали, всучили Феликсу под видом яда салициловую кислоту. Феликс с матерью начинили этим шоколадные конфеты перед тем чаем. Когда Мальвина их поела в достаточном количестве, ей обожгло желудок, вызвав боль. В тканях ее тела не обнаружено яда, не яд стал причиной смерти, а выстрел. Как только адвокат растолковал все это Вере Сергеевне, объяснил, что за покушение на убийство с негодными средствами — так ведь это называется, осудить кого-либо практически невозможно, и посоветовал сотрудничать со следствием, она смекнула, что давать показания в ее же интересах. И главное, в интересах ее…

— Феликса?

— Нет, — Гущин покачал головой, — фабрики. Ее шоколадной фабрики. Разве ты не поняла, с кем мы имеем дело в лице Веры Сергеевны?

— «Царству Шоколада» все равно теперь конец, — заметила Катя. — Я специально справлялась в Интернете — после всего, что открылось, после всех этих публикаций по материалам расследования, их продукцию — шоколад и конфеты — магазины больше не заказывают. Федор Матвеевич, а я вас давно спросить хотела.

— О чем?

— Как вы тогда приехали так вовремя и так неожиданно туда, на Святое озеро?

Гущин покосился на Катю.

— Хоть тут успел, — хмыкнул он. — А то те два года… Когда стало ясно, что мать — не Мальвина даже, а мать Вера нам солгала по поводу лекций дочери и ее образования, я… в общем-то ложь невеликая, но… Меня словно что-то толкнуло — езжай разберись сейчас же. Ты ведь туда совсем одна отправилась… Но я до самого конца не мог предположить, что дело обернется вот так.

Катя кивнула: да, феномен…

— В общем, как я сейчас понимаю из показаний Веры Сергеевны, Феликса, Надежды, ее мужа Романа Ильича — всех их, всей семьи, дело это началось давно. Сначала появилась Ласточка, и это произошло с Мальвиной еще в школе. Ей там несладко приходилось — сверстники доводили до истерик.

— Она и Родион Шадрин дети одного отца, это называется дурная наследственность, — заметил Гущин.

— Возможно, но она у них проявилась по-разному. У Мальвины в виде расщепления личности. И она с этим жила, она приняла это. Одна личность — ее настоящее «я» обладало редкими талантами к литературе, к языкам. Никакого образования родители ей не дали, потому что боялись, что тайна феномена выплывет наружу. И начнется вся эта карусель — психдиспансер, трудности с визами — а они ведь подолгу за границей бывали… В принципе Ласточка никого не беспокоила собой — они все старались с этим жить так же, как семья сестры Веры Сергеевны Надежды жила с сыном-аутистом. Ласточка на протяжении многих лет оставалась все тем же инфантильным ребенком, а Мальвина росла, взрослела, но жила в воображаемом мире, где она считала себя преподавателем университета, читающим лекции студентам. Она не встречалась с парнями, родители заботились о ней, брат тоже заботился по мере сил. Он познакомил ее со своим старшим университетским приятелем Дмитрием Момзеном. И вот с этого все покатилось в тартарары.