Наталья Солнцева - Джоконда и паяц

– Как кофе? – осведомилась Эми тем же тоном, что и Лавров.

– Отличный. Роман уговорил меня выпить.

– Завидую Метелкину, – подхалимничал он. – Ты подаешь ему кофе каждое утро?

– Почти.

Она уселась за стол, посмотрела на расплывшееся по столу пятно, на свою чашку с остатками холодной коричневой жижи… и улыбнулась.

– Что-то мне душно, – пожаловалась Светлана, оттягивая и без того растянутый ворот блузки.

– Открыть окно? – отозвался Лавров, привстал, покачнулся и рухнул обратно на стул. – Черт… что это…

Эмилия продолжала сидеть напротив и улыбаться. Она забыла об ожоге и испачканном джемпере. Забыла о грубых словах, которые ей пришлось выслушать утром от мужа. У нее начинался бенефис. Показательное выступление в пику этой скотине Лаврову и паршивой овце Светлане, которая увела у нее Артынова. Сегодня все закончится раз и навсегда.

– Тебе предстоит очень дальняя дорога! – воскликнула она, ласково глядя на художницу. – Я долгие годы мечтала проводить тебя в последний путь. Наконец случай представился.

Светлане становилось все хуже. Она тяжело дышала и держалась за горло. Лавров перевел изумленный взгляд с декораторши на Эмилию.

– Я не понимаю…

– У моего отца было больное сердце, – сказала та. – Я ухаживала за ним, пока он не умер, и кое-что узнала о сердечных болезнях. Лекарство, которое спасает жизнь, может убить, если превысить дозу. Кончина наступает не сразу. Через полчаса, к примеру. Если у человека крепкий организм, он продержится минут сорок, не больше.

Лавров посмотрел на часы и вздрогнул. Светлана в ужасе уставилась на пустую чашку из-под кофе.

– Все верно, – с улыбкой подтвердила Эмилия. – Я подмешала препарат вам обоим. Тебе, Светлана, потому что давно собиралась это сделать. А тебе, Рома, потому что ты слишком борзый! Я думала, ты влюбился в меня, а ты любишь только деньги. Таких, как ты, надо наказывать. Вы оба заслужили смерть.

– За… что?.. – прохрипела художница.

– Ты получила по заслугам, овца. Ты увела мужчину, который обещал мне вечность. Такое не прощают.

– Артынов… был… бездарью…

– Никому не ведомо, что уготовано впереди. Я верила: рано или поздно Артынов себя покажет. Однажды ему приснился сон про Клоуна. Жалкий фигляр оказался посланником дьявола. Он явился к Артынову и предложил ему флакончик с волшебной жидкостью в обмен на душу. Капля жидкости, добавленная в краски, могла оживить образ на полотне. Каждая картина, написанная такими красками, становится шедевром. Артынов согласился.

– Он… не рассказывал мне… этого сна… – еле ворочая языком, вымолвила Светлана.

– Еще бы! Ты его высмеивала, унижала, ни во что не ставила. А он продолжал жить с тобой, ложиться в одну постель с той, которая презирала его талант.

– Какой… талант…

– Говори, – кивнула Эмилия. – Говори, чтобы заглушить страх! – С этими словами она взглянула на Лаврова. – Ты ведь тоже боишься? Смерть уже рядом. Ты чувствуешь? Ужас приближения смерти парализует, лишает рассудка. Скоро вы оба станете холодными трупами.

– Врача… – простонала Светлана. – Помоги-те…

– Вам никто не поможет, – упивалась моментом мстительница. – Вы уже мертвы. Осталось несколько минут, и вам конец. Что, страшно? А вот я не испугалась, когда ощутила себя тем самым Клоуном, Паяцем, прислуживающим Люциферу. Я поняла, почему Артынов называл Музу – злой. Она приходит, как ангел света, и несет с собой проклятие! Муза, которая дарит вдохновение и отравляет душу! У нее лик Шута и сердце, не ведающее жалости. Она дает то, что у нее просят, и берет то, что ей готовы отдать. Это честная сделка.

– Честная? – не выдержал Лавров. – А как же… Ольга и Алина? Они-то в чем провинились… перед Паяцем?

– Они обрели бессмертие на холсте. За это надо платить.

– Бессмертие… – усмехнулся он и судорожно вздохнул.

– Появились признаки удушья? – воскликнула Ложникова и с любопытством покосилась на Светлану. – А у тебя? Отрава растекается по вашим жилам, кровь разносит ее по всему телу.

– Ах ты… мразь…

– Искусство требует жертв! Не я это придумала. Я только служу Люциферу, который приходит к тем, кто грезит величием и замахивается на вечное. Зачем Артынов взял у меня флакончик с каплями? Творил бы самостоятельно, и никому бы не задолжал.

– Так это… была ты? – догадался Лавров.

– Да! – радостно кивнула она. – Я с детства обожаю переодеваться. Наверное, потому и мечтала стать моделью. Костюм Паяца пришелся мне к лицу. Он хранится в моем шкафу среди платьев. Метелкину я сказала, что это маскарадный костюм. В сущности, так и есть.