Наталья Солнцева - Джоконда и паяц

– Черт! – выругался хоккеист и суеверно сплюнул, стряхивая наваждение. – Проклятый Артынов. Что он сделал с ней?

Обнаженная Джоконда и покойная жена казались ему одним целым, сотворенным дьявольской кистью художника. Как ему избавиться от преследующих его кошмаров? Как успокоиться и продолжать жить?

– Может, взять и разом оборвать свои мучения? – прошептал он, вспоминая свой прощальный визит в кладовую, где висела картина. – Лучше умереть, чем свихнуться. А я, похоже, близок к помешательству.

Разве бывает, чтобы изображение покидало холст и возвращалось, когда ему вздумается? Но Джоконда-Алина вела себя именно таким образом. Распахнув дверь кладовой, Михаил включил свет и уткнулся в пустую раму. Вернее, на полотне остался скалистый пейзаж и парапет балкона, на котором сидела женщина. Словно та встала и удалилась.

Напрасно овдовевший супруг крутил головой, протирал глаза и щипал себя за ляжку. Дама с картины исчезла. Он взвыл и кинулся прочь.

«Алина-а-аа-а-ааа! – кричал он. – Алина-аа-ааааа! Где ты? Отзови-и-иии-ись!»

В пустом доме отзывалось только эхо, гуляющее по этажам. Несколько раз Кольцову казалось, что он видит боковым зрением то ли тень женщины, то ли скользящий по полу змеиный хвост. От ужаса у него перехватывало дыхание и подкашивались ноги.

Уже выезжая со двора, он сообразил, что одет по-домашнему в старый спортивный костюм. Хорошо, хоть тапочки машинально сменил на кроссовки.

Первые десять километров Михаил проехал на автопилоте, ничего не видя перед собой. В ушах звучали слова журналиста об убийстве Артынова.

– Бред какой-то…

Постепенно им овладевало лихорадочное беспокойство. Может, бредит как раз не журналист, а он, Кольцов? Что, если Алина заставила его убить художника? И он в приступе безумия сделал это?

– Почему я ничего не помню? – прошептал он.

– Потому, что это слишком страшно, – улыбнулась Алина. Она сидела рядом, заложив ногу на ногу, и сочувственно смотрела на него. – Бедный ты мой!

Она была без одежды, а ее светлые волосы, расчесанные на прямой пробор, покрывала прозрачная накидка.

– Ты простудишься!.. – испугался Михаил.

Сигнал встречного грузовика вырвал его из сумеречных грез. Он едва успел крутануть руль и резко свернуть вправо. «Хонду» занесло. Грузовик чудом проскочил, не задев ее.

Спортсмен с трудом выправил машину и перевел дух. Он мог попасть в аварию и погубить жену!

– Алина?

На переднем сиденье никого не было…

Это субботнее утро Светлана Артынова проводила дома.

Она ходила из угла в угол и боролась с тяжелыми мыслями и головной болью. Звонок сыщика-журналиста лишил ее покоя. Кто он на самом деле, этот красивый брюнет с вкрадчивым голосом? Частный детектив, не гнушающийся любым заработком? Или корреспондент, который охотится за сенсациями? Он рассчитывал раскрыть тайны художника, а записал убийство. И теперь хочет заработать на этом.

– Вполне вероятно, – кивала Светлана, меряя шагами комнату. – Вполне. Зачем ему лгать?

Это было жилище без определенного стиля, с мебелью в виде разноцветных кубов, круглыми светильниками и горами атласных подушек и подушечек. Необычный «кубический» интерьер дополняли плетеные вазы и корзины для всякой всячины.

– Ему нужны деньги, – бормотала хозяйка. – А у меня их нет.

Она порывалась позвонить кому-нибудь, кто дал бы ей дельный совет, потом качала головой и продолжала вышагивать между зелеными, красными и желтыми кубами.

– Я не соберу такой суммы, – твердила Светлана. – Взаймы никто не даст. А без денег я не получу запись.

Она пришла к выводу, что ждать до завтра нет смысла. Необходимо сегодня же встретиться с обладателем записи.

Светлана обдумала всевозможные варианты развития событий. Перебрала в уме аргументы «за» и «против». Прикидывала, размышляла. Оплакивала свою несчастливую судьбу. Злилась. Горевала. Тешила себя воспоминаниями.

Любила ли она Артынова? Сначала любила, потом возненавидела. Не могла простить ему пренебрежения, упреков и равнодушия. Он женился на ней, чтобы обустроить свой быт и получать регулярный секс. Есть ли что-то более оскорбительное для женщины?

– Он никогда не любил меня, – твердила Светлана, наматывая круги по комнате. – Сначала он мстил Эми, потом забавлялся ее ревностью, потом обвинял меня в своих неудачах. Он заслужил свою смерть.

Теперь, когда все кончилось, ее злость потеряла точку приложения и рассеялась. Объект, вызывающий ее, перестал существовать. Но история любви и ненависти осталась незавершенной. В ней не хватало последних штрихов.