— Почему нет? — спросила Нина.
— Если это она застрелила Давида и похитила Александра, то для этого есть веские причины. Думаю, что Александр до сих пор у нее и его никто не должен видеть — во всяком случае, продолжительное время на одном месте. Следовательно, Шерхольмен исключается. В то же время… — она вытащила из сумки блокнот и показала полицейскому инспектору неровные линии на одной из страниц, — она ровно год назад купила домик в лесу, к северо-западу от Эребро. Недалеко от Гарпхюттан, вот здесь!
Было видно, что Нина страшно устала.
— Юлия говорила, что Давиду звонили две женщины — хотя, может быть, она была только одна — и требовали, чтобы он оставил Юлию. Одна из них сделала аборт. Как ты думаешь, это может быть важно?
— Пожалуй, я все-таки возьму кофе, — пробормотала Нина, и Анника, вскочив, метнулась к прилавку.
— Так как ты думаешь, аборт мог сыграть решающую роль? — повторила свой вопрос Анника, поставив перед Ниной чашку кофе.
— Иногда это очень сильно травмирует женщину, — сказала она, дуя на горячий напиток. — Некоторые после этого вообще не могут оправиться.
— Ну, — сказала Анника, усаживаясь на свое место, — не надо слишком уж драматизировать. Аборт — это не обязательно травма. Я сделала аборт, когда Эллен было полгода, и до сих пор счастлива, что решилась тогда.
Нина отпила кофе.
— Значит, ты не видишь в этом проблемы?
Анника засунула блокнот в сумку.
— Сделать аборт было сущим кошмаром. Я целыми днями обзванивала клиники Стокгольма, пытаясь записаться на осмотр, но там, где трубку все-таки брали, мне говорили, что все расписано на недели вперед. В конце концов я сдалась и сделала аборт в Эскильстуна. До сих пор помню, с каким облегчением я вышла из клиники и пошла к машине. Ты мне, кажется, не веришь?
— Не все реагируют на аборт так, как ты. Иногда женщина переживает настоящее горе, чувствует себя предательницей…
Анника раздраженно поерзала на стуле.
— Все ожидают именно таких слов. Как будто нельзя сказать, что ты довольна, сделав аборт. Но я и в самом деле была довольна. В то время я не хотела еще одного ребенка.
Она заметила, что Нина неодобрительно на нее смотрит.
— Ты, кажется, думаешь, что я дурная женщина, так как была довольна, что сделала аборт? Я лишилась права быть матерью?
— Нет, нет, — торопливо произнесла Нина. — Но мне действительно надо идти.
Она встала, и Анника заметила, что женщина за соседним столиком опасливо посмотрела в их сторону. Полицейская форма заставляет людей чувствовать себя виноватыми, даже если они не сделали ничего противозаконного.
— Я оставлю у себя эти фотографии, — сказала Анника, пряча их в конверт.
Нина остановилась. Похоже, она колебалась. Потом склонилась к Аннике и тихо сказала:
— Будь осторожна. Те, кто тебя порезал, не бросают слов на ветер.
Нина надела фуражку и вышла на улицу Шееле.
Анника достала фотографии и снова принялась их по очереди рассматривать.
Женщины были разные — брюнетки и блондинки, молодые и старые, сильно накрашенные и вовсе обходящиеся без макияжа.
Она задержала взгляд на Ивонне Нордин с ее грустным взглядом и редкими волосами.
«Неужели ты — осатаневшая массовая убийца? Как я покажу твою фотографию Юлии?»
Она прикусила зубами кофейную ложечку, потом взяла ручку, листок бумаги и написала короткую записку в тюрьму Кронеберг:
«Эти фотографии надо передать Юлии Линдхольм. С наилучшими пожеланиями,
Анника Бенгтзон».
Она встала и торопливо пошла к Бергсгатан, где отдала конверт дежурному. Потом бегом бросилась на автобусную остановку у дома номер 32 на Хантверкаргатан, того дома, где она жила до катастрофы на Винтервиксвеген. Она даже не повернула головы в сторону дома и села в подошедший автобус.
В воздухе висел серый, свинцово-тяжелый туман. Солнце, вероятно, уже поднялось над железным занавесом сырости и серости, но Анника не была уверена, что сможет сегодня узреть его лик.
Автобус был переполнен. Аннике пришлось стоять. Ее швыряло из стороны в сторону, а сумка то и дело билась о стену салона. Воздух в салоне был спертым от запаха сырой одежды и нечищеных зубов.
Анника вышла на Ёрвельсгатан и с наслаждением вдохнула уличный воздух.
В редакции было безлюдно и тихо. Андерс Шюман, положив ноги на стол, сидел в своем стеклянном аквариуме, держа перед собой раскрытый номер «Квельспрессен».
— Отличная статья с интервью убийцы полицейского, — сказал главный редактор, когда Анника без стука вошла в его кабинет. — Но ты видела статью на десятой полосе? Мы получили служебную записку министерства юстиции, которая доказывает, что пожизненный срок не может быть отменен, так как это очень дорого для казны.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу