Павел Саксонов - Можайский — 3 - Саевич и другие

71 Клейгельс.

72 Нева.

73 3-го Казанской части, в здании которого находилась и столичная Сыскная полиция (Офицерская улица, 28, ныне улица Декабристов под тем же номером).

74 Просто необходимо заметить: в этом месте Никита Аристархович выразился настолько путано, что нет никакой возможности понять, что именно он имел в виду. Пустяк — убийство офицера в Петербурге? Пустяк — сам повод для того, чтобы толпа собралась? Пустяк по сравнению с теми — более грозными — событиями, которые давно уже назревали и вылились в итоге в череду волнений?

75 Михаил Фролович имеет в виду личный номер городового: навроде того, какой ныне выбивается на нагрудном жетоне полицейских чинов — например, гаишников. Во время описываемых событий этот номер помещался на шапке (зимой) или фуражке (летом).

76 Михаил Фролович был статским советником. И хотя «военного» соответствия этому гражданскому чину во время описываемых событий не было (ранее он примерно соответствовал бригадиру: чуть выше полковника, чуть ниже генерал-майора), погоны на форменном пальто Михаила Фроловича имелись: на генеральский манер без просветов, с одной большой звездочкой. Сегодня погоны похожего образца носят генерал-майоры и соответствующие этому званию гражданские и специальные чины, но раньше одна большая звездочка на погоне без просвета говорила о принадлежности к пятому классному чину, а не к четвертому, как генерал-майоры: у генерал-майоров звездочек было две. Обращение к чиновнику пятого класса и было «ваше высокородие».

77 Михаил Фролович лучше, чем кто бы то ни было, знал: далеко не всегда отставным нижним армейским чинам было легко устроиться в столице на законных основаниях. Их «численность» старались «регулировать» из вполне понятных опасений. Бывали периоды, когда численность таких людей доходила в Петербурге до нескольких сотен тысяч человек, и это создавало определенные проблемы.

78 К Театральной. А мост — Офицерский (ныне — Декабристов), на линии Офицерской (Декабристов) улицы.

79 Мы уже говорили о страшной текучке полицейских кадров в столице, поэтому изумление Михаила Фроловича должно быть читателю понятно: непосредственно при наборе отсева практически не было. Если кандидат на службу соответствовал нехитрым требованиям — иметь не уголовную биографию, иметь благообразную наружность и не болезненное телосложение, — его брали без особых размышлений. Имелись и еще два требования — быть православного исповедания и уметь хоть как-то читать и писать, — но на них уже особенного внимания не обращали: на иные христианские исповедания «закрывали глаза», принимая, например, белорусов из католических уездов, а умение писать и читать засчитывали как непременное только для претендентов на должности околоточных надзирателей. Лишь очень немногие выслуживались до того, чтобы получить право на сдачу соответствующего экзамена. Наконец, отслужившим в армии претендентам и вовсе давался «зеленый свет»: трудно даже представить, что должно было произойти, чтобы отставному солдату отказали в приеме на полицейскую службу.

80 Cутенер.

81 Современным любознательным петербуржцам этот даровитый врач известен в несколько ином «амплуа»: как бывший владелец доходного дома на Лиговском проспекте, 27. До перестройки дома архитектором Докушевским (в 1882 году) в нем некоторое время снимал квартиру Достоевский, здесь же начавший писать роман «Подросток».

82 В 1898 году.

83 Нужно сказать, что опасения были обоснованными. На примере московского опыта аналогичной передачи надзора из полицейского ведения в ведение управы выяснились прямо-таки шокирующие факты, причем двоякого рода. Во-первых, оказалось, что полицейские врачи весьма небрежно относились к своим обязанностям по осмотру проституток и выявлению среди них больных заразными инфекциями вроде того же сифилиса. Так, за один только год (1889-й в сравнении с 1888-м) процент выявленных сифилиток из домов терпимости увеличился с 11,9 до 44,2 или боле чем в три с половиной раза! Этот факт, безусловно, свидетельствовал в пользу доводов о необходимости передачи надзора. Но с другой стороны, за тот же год резко — втрое — снизилось количество выявленных заболевших среди «независимых», уличных проституток, поскольку после передачи функции надзора из полиции в Управу их явка на осмотры из обязанности превратилась в добровольное мероприятие. И хотя полиция по-прежнему была обязана принимать меры для пресечения уличной проституции, делала она это из рук вон плохо или… попросту неохотно. Как свидетельствовал профессор Поспелов — один из авторов соответствующего отчета, — «со стороны наружной полиции, на которую возложено наблюдение за своевременною высылкой проституток одиночек, городское Управление встретило мало сочувствия, чтобы не сказать больше, почему масса бродячей и одиночной проституции, не являясь на врачебные осмотры, беспрепятственно разносит сифилис среди населения города Москвы». И вот этот уже факт явно свидетельствовал против инициативы передать надзор от полиции. При этом необходимо заметить, что, несмотря на активные — и тут уже без всяких оговорок — действия полиции по взятию на учет проституток всех «видов», реальный учет проституток уличных был делом чрезвычайно трудным и во многом безнадежным: это был самый настоящий сизифов труд. Как следствие, венерические заболевания — бич домов терпимости — на улицах бушевали с особой свирепостью. В одной только Москве — городе по тогдашним меркам хотя и значительном, но уступавшем по численности населения столице и уж тем более не шедшим ни в какое сравнение с современным своим состоянием, — в одной, повторим, только Москве и счет заболевших только сифилисом шел на сотни тысяч человек !