Павел Саксонов - Можайский — 4 - Чулицкий и другие

«Да».

Со стороны кухни на двери не было никаких запоров, хотя когда-то они имелись: на дереве все еще отчетливо виднелись следы отверстий под шпингалет и след от самого шпингалета. Но кем-то эта нехитрая, однако вполне надежная разновидность замка была снята и брошена тут же — без особой утайки, хотя и не так, чтобы она сразу кидалась в глаза.

Я распахнул дверь и, пригнувшись, выглянул на лестницу. Там царил абсолютный мрак.

— Да что же это! — пробормотал я и вновь разогнулся. — Эй! Сюда! Фонарь у кого-нибудь имеется?!

На зов явились оба надзирателя. Один из них держал фонарик на цинк-карбоновой батарее: впервые такими обзавелась полиция Нью-Йорка, а где-то с год назад они появились и у нас.

Я выхватил фонарик из руки надзирателя.

— Вот теперь — посмотрим!

Направленный в дверной проем, луч света выхватил из темноты площадку и уходившие вверх и вниз ступени. Площадка была изрядно затоптана, но не так, как если бы по ней — мимо двери и на другие этажи — сновала прислуга в грязной обувке, а так, как будто кто-то повадился являться сюда и подолгу стоять, бродить, переминаться с ноги ногу, оставляя хаотичные следы и даже — вероятно, человек постукивал подошвами, чтобы сбить с них грязь — комочки глины и наметы песка.

— Эх, Кузьма, Кузьма… совсем распустился!

Вообще, как вы понимаете, то, что черная лестница была немыта, причем — из всего это следовало — довольно давно, лучше, чем что бы то ни было другое, свидетельствовало о постепенном упадке дома, оставшегося без ближнего хозяйского присмотра. Дом и поначалу-то не был дорогим, но хотя бы относился к категории респектабельных, для чистой — в основном — публики. А теперь он, ступень за ступенью, медленно, но неуклонно скатывался все ниже и ниже, постепенно превращаясь в тень самого себя.

— Дела! Но так даже лучше…

«Что, что там?» — послышался за моей спиной голос Некрасова, который никак не мог протиснуться мимо меня в узкую дверь.

Я отодвинулся:

— Смотрите!

Некрасов посмотрел.

«Вы думаете…»

— Да. Вот здесь стоял тот, кто озвучивал вашего призрака. Никаких сомнений. Он ведь — призрак этот — не однажды являлся вам?

«Нет. Я видел его практически каждую ночь».

— Вот потому-то здесь столько грязи… Но постойте-ка: что это?

Мое внимание привлекла странного вида медная трубка, которую никто из нас сразу не заметил. Довольно длинная, она была стоймя прислонена к стене и в луч света попала только тогда, когда я поводил фонариком из стороны в сторону. Оба конца ее расширялись в раструбы, причем один из них был побольше, а другой поменьше. Часть трубки казалась отполированной до розового блеска: словно именно за нее постоянно держались. Другая часть покрылась пленочной закисью.

— Где-то я уже видел нечто подобное, — сказал я и, выбравшись на площадку, взял трубку в руки. — Ну, конечно! Прикройте дверь и слушайте…

Некрасов, остававшийся в квартире, выполнил мое указание, и тогда я, присев на корточки и одним из раструбов приложив трубку к губам, несколько раз покашлял.

Дверь немедленно отворилась снова. Согнувшись пополам, в проеме стоял ошарашенный Борис Семенович.

— Ну как: похоже?

«Невероятно!»

— Очень хорошо. Но давайте уточним…

Я сам себя перебил: кряхтя и поругиваясь, я, не забыв и трубку, вернулся в кухню.

«Что уточним? Что?» — нетерпеливо переспрашивал Борис Семенович, давая мне дорогу.

— Один буквально момент… Я понимаю, что в первый раз на кухню вас выгнала жажда. Но потом-то вы зачем сюда по ночам ходили?

«Призрак заставлял».

— Как так?

«Он появлялся в гостиной и манил за собой».

— Молча?

«Боже мой!» — Некрасов, уже и сам вполне понимая, жертвой какого обмана он стал, расстроился окончательно. Страха в нем больше не было ни на грош.

— Значит, молча?

«Да! Как же я раньше не сообразил? В гостиной он ни разу не издал ни звука!»

— И еще вопрос…

«Слушаю!»

— В гостиной есть окно. Но в коридоре окон нет. Вы и в коридоре видели призрак?

«Никогда!»

— То есть, появившись в гостиной, призрак исчезал, едва вы оказывались в коридоре, и снова появлялся, как только вы входили в кухню?

«Да!»

— И только тогда начинал говорить!

«Совершенно верно! Господи! Какой я дурак…»

— Да: теперь всё совершенно ясно.

«Синематограф?»

Я, хотя и был уверен в правильности моих основных догадок, все же с сомнением покачал головой:

— Нет, не совсем. Вы верно подметили насчет цвета. Не думаю, что кто-то в силах снять столько подходящего материала и раскрасить его вручную по кадрам. Ведь призрак статичным не был?