Вопрос был задан отложившим сигару Иниховым.
— Что? — переспросил Митрофан Андреевич. — Ах, Клавдия…
— Да: что с ней-то приключилось? Вы говорили, что она умерла естественной смертью, а не была убита. Как она умерла?
Митрофан Андреевич провел рукой по усам, его лоб пошел морщинами:
— Естественной смертью — не то выражение. Ее не убили, это — правда. Но и естественной ее смерть назвать невозможно!
— Что же случилось?
— Несчастный случай. Впрочем, — добавил тут же Митрофан Андреевич, — не будь вообще всей этой истории, не было бы, как ни парадоксально, и несчастного случая. Именно поэтому Анастасия — в первые минуты моего визита — сказала с такой убежденностью: не свяжись ее брат с Кальбергом, окажись она сама более прозорливой с самого начала, не сделай она тех шагов, какие сделала после, ничего бы с Клавдией не произошло. Была бы она жива и здорова — поныне!
— Ну, а все-таки?
Митрофан Андреевич — в который уже раз — слегка взъерошил усы:
— Неприятная история, даже вспоминать не хочу… Так было дело!
Я начал записывать.
— Несколько последовавших за встречей дней Анастасия и Кальберг — в полном согласии друг с другом — занимались упорядочиванием дел погибшего Бочарова, приведением в порядок его довольно обширного, но, если можно так выразиться, разрозненного наследства, улаживанием различных юридических тонкостей. Хлопот было много, времени они отнимали немало, присутствие Анастасии требовалось почти постоянное. И это — ее постоянные отлучки из дома — насторожило опасавшуюся за свою судьбу Клавдию. Она, Клавдия, почему-то решила, что сестра задумала избавиться от нее, хотя ни о чем таком — невероятно, но правда! — Анастасия даже не помышляла.
Однажды Кальберг пригласил Анастасию к себе в контору — в ту самую, где, как мы знаем, позже побывал Вадим Арнольдович: на Невском, в контору «Неопалимой Пальмиры». Там должна была состояться процедура освидетельствования каких-то документов, а затем — подписание бумаги, содержание которой и подтолкнуло Клавдию к решительным действиям.
Вадим Арнольдович, буде на то его собственное желание, может подтвердить, насколько трудно незваным посетителям проникнуть в помещения, занимаемые «Неопалимой Пальмирой»…
Гесс кивнул.
— … но может подтвердить и то, что служащих в конторе нет.
Еще один кивок.
— Не было их тогда: Кальберг сам отпирал и запирал входную дверь. Полагаю, в обычных обстоятельствах и то, и другое он проделывал со всем тщанием, но в тот день что-то его отвлекло, и дверь — после того, как он впустил Анастасию — осталась незапертой. Вот так-то — можно сказать, на свою беду — в контору и проникла Клавдия.
Проследить за сестрой Клавдия собиралась не раз, но всякий раз ей что-то мешало. По сути затворница, она не привыкла к многолюдству улиц и дорог, не умела вести себя так, чтобы действовать подобающе обстановке. В первую ее попытку затея провалилась вообще из-за сущего пустяка: ее, выходящую со двора, приметил дворник. Событие это было настолько удивительным, что дворник, здороваясь, и выразил свое удивление, да так громко, что не успевшая выйти из арки Анастасия услышала его восклицания, вернулась и буквально захватила сестру на «месте преступления». Последовало сумбурное объяснение, причем Клавдия упирала на какую-то возникшую у нее сугубо дамскую проблему, потребовавшую немедленного вмешательства. Ради чего, мол, она, Клавдия, и вышла из дома: в аптеку. Анастасия проводила сестру в аптеку, а затем обратно домой: после этого тут же ринуться в новое преследование Клавдия уже не решилась.
В другой раз ее подвел извозчик. Сам выход из двора прошел благополучно, а вот дальше… Дальше она увидела, что Анастасия усаживается в присланную за нею коляску. Угнаться за коляской пешком вряд ли было возможно, поэтому Клавдия решила остановить лихача. Но тот, едва услышав, что «барышня» предлагает слежку, поднял крик: то ли Клавдия слишком мало предложила ему за работу, то ли он и впрямь оказался непомерно порядочным… но как бы там ни было, дело для Клавдии закончилось совсем скверно: на шум подоспел городовой. Объясниться с ним начистоту Клавдия не могла: скорее всего, ее рассказ стал бы достоянием и Анастасии…
— Ничего подобного! — Можайский. — Без привода в участок — а лично я не вижу никаких оснований для привода, как, очевидно, не видел их и городовой… так вот: без привода в участок всё было бы так: городовой доложил бы о происшествии по смене; далее в известность был бы поставлен околоточный; наконец, околоточный рассказал бы о нем на утреннем докладе приставу. Дальше многое зависело бы от той характеристики, какую околоточный дал бы Клавдии [68]. Но что-то мне подсказывает, что эта характеристика была бы вполне удовлетворительной, а значит и пристав не стал бы давать происшествию какие-либо последствия. Конечно, околоточный — на собственные страх и риск — мог бы поставить Анастасию в известность о том, что ее собственная сестра зачем-то занимается слежкой за ней, но я не думаю, чтобы он это сделал. Вмешиваться в частную жизнь — не его задача. Более того: его задача — знать, но не лезть куда не просят!
Читать дальше