Павел Саксонов - Можайский — 6 - Гесс и другие

— Да, понимаю… — в голосе Чулицкого зазвучала робкая надежда. — Но все же… все же… вы ведь могли… попозже, когда все разошлись, пошуровать в камине?

Гесс подтвердил неожиданную догадку Михаила Фролович, но в целом его ответ прозвучал неутешительно:

— Не только мог, но и пошуровал…

— Ага!

— …да только впустую!

— Совсем!

— Совсем. Молжанинов так тщательно работал кочергой, что все бумаги превратились в золу, а зола оказалась полностью перемешанной. Ни клочка не уцелело!

Чулицкий махнул рукой и расстроенно отвернулся.

Гесс вернулся к своему рассказу.

— Чиновники лихорадочно работали, Молжанинов жег бумаги, Зволянский жевал огурец, взятый с моей собственной тарелки. Не знаю почему, но у меня слюнки потекли: так мне захотелось того же огурца! Все это происходило в молчании: ни в кабинете никто не говорил ни слова, ни мы с Талобеловым не разговаривали. Мне даже показалось, что Талобелов — время от времени я на него посматривал — настолько погрузился в какие-то собственные мысли, что напрочь забыл о том, что его окружало, считая и мое присутствие тоже. А потом случилась новая неожиданность.

Минут, наверное, через двадцать, а может, и через полчаса — представляете? Все они протекли в тишине! — снова раздался телефонный вызов. Произошло это так внезапно, что Зволянский даже подскочил на подушке кресла, а Молжанинов выронил из руки кочергу. Кочерга упала прямиком в огонь: пришлось выуживать ее каминными щипцами…

«Да что же за день сегодня такой!» — воскликнул Молжанинов, возясь с железками.

«Вы не ответите?» — Зволянский кивнул на разрывавшийся аппарат.

«Нет, конечно! Забыли? Я — в поезде!»

«Думаете, проверка?»

«Не знаю. Но всё может быть».

Тогда сам Зволянский приподнялся из кресла и потянулся к трубке.

«Что вы делаете?» — Молжанинов бросил щипцы и кочергу и буквально уставился на Сергея Эрастовича. — «Зачем?»

«Не успокоюсь, если не буду знать, кто звонил!» — пояснил Зволянский и снял трубку. — «Алло! Собственная квартира Семена Яковлевича Молжанинова! Кто говорит?.. Нет, ваше высокопревосходительство…»

Молжанинов вздрогнул и, подойдя к столу, уперся в него руками, склонившись к Зволянскому.

«…но я могу передать ему сообщение… Да, ваше высокопревосходительство, записываю: два и два равно четыре, не пасешься ты в квартире!»

«Что…»

Зволянский, прикрыв трубку, шикнул на Молжанинова. Тот сразу же замолчал.

«Конечно, ваше высокопревосходительство: что бы оно ни значило, ваше сообщение будет Семену Яковлевичу доставлено!.. Ах, еще одно есть? Да-да: конечно записываю!»

Зволянский, по губам которого только что блуждала улыбка, вдруг нахмурился и, выхватив у одного из чиновников карандаш, начал что-то записывать на обороте тут же лежавшего документа из картотеки. Когда соединение было прервано, он повесил трубку обратно на рычаг и с полным недоумением воззрился на записанный им текст.

Молжанинов, напрасно прождав несколько секунд — Сергей Эрастович молчал, как рыба, набравшая в рот воды… Молжанинов, повторю, резко наклонился вперед и выхватил бумагу у Зволянского.

Сергей Эрастович вскрикнул, но больше от неожиданности, чем от возмущения.

«Что за чертовщина!» — в свою очередь вскрикнул Молжанинов, едва начав читать.

«Вот и я хотел бы узнать!»

«Это что — шутка?»

«Сомневаюсь!»

«Минутку! — лоб Молжанинова пошел морщинами. — Да кто вообще звонил-то? Вы обращались к нему «ваше высокопревосходительство»? Я не ослышался?»

«Не ослышались, но это — пустое!»

«То есть?»

«Чин и фамилия — фальшивки».

«Вы уверены?»

Устремленный на Молжанинова взгляд Зволянского стал укоризненным:

«Обижаете, Семен Яковлевич!»

«Простите, — Молжанинов на мгновение смутился, — но как хотя бы звонивший назвал себя?»

«Вы крепко на ногах стоите?»

Вопрос был риторический и ответа не требовал. Молжанинов и не ответил.

«Обер-гофмаршал…»

«Обер-гофмаршал!»

«…светлейший князь…»

«Светлейший князь!»

«…Кочергин!»

«Кочергин!»

Молжанинов, как эхо повторявший за Зволянским невероятные титулы, закончил выступать репетитором и вдруг, как будто с места его сорвала неведомая, но страшная сила, ринулся к окну. Там он — не отдергивая, впрочем, занавеску — стал внимательно, но в явном возбуждении вглядываться — не в кипевшую жизнью этажами ниже улицу, а в дом напротив.

Я понял: Молжанинов решил, что в одной из квартир или даже на крыше находился очередной наблюдатель. Очевидно, к такому же выводу пришел и Зволянский, потому что он тоже подошел к окну.